Долгий путь к себе - [69]

— Но разве можно доверять гяурам? — загорячился Казы Гирей.

— Предводитель казаков в заговоре с польским королем. Я давно уже получил известие от верных людей, что этому казаку дадены деньги на постройку судов, на которых казаки должны идти на города Крыма и Турции. Мне доподлинно известно также, что казаки построили всего две лодки и собираются повернуть оружие против своих утеснителей, против польской шляхты. От казаков уже приезжало посольство, и вы знаете, что я его не принял.

Хан замолчал, и тогда заговорил Крым Гирей:

— Я думаю, его надо выслушать.

— Это удивительно: наши заклятые враги предлагают союз. Я не верю им! — закипел Казы Гирей.

— Падишах Ибрагим запретил нам походы на Русь и Польшу. Мне дважды пришлось возвращать мурз из набегов. Тугай-бей собирался в декабре воевать Буданскую землю, а неугомонного Караш-мурзу с пятью тысячами джигитов в январе я вернул из похода на московские украйны. Я остановил мурз не потому, что боюсь гнева падишаха Ибрагима, но у поляков и русских ныне договор. Если в позапрошлом году князь Вишневецкий опоздал перехватить наше войско, то ныне может поспеть вовремя.

— Государь! — Казы Гирей от поразившей его мысли ударил ладонью о ладонь. — Если мы с казаками нападем на Польшу, от союза русских и поляков и следа не останется. Поляки пойдут воевать православную Украину, и православная Москва обязательно вступится за единоверцев.

— Предотвратить нападение казаков на Крым — доброе дело, — сказал калга Крым Гирей. — Но главная польза от союза с казаками в другом. Тугай-бей, Сефирь Газы, Сулешевы — все хотят большой добычи. Запорожские казаки — ключи, их нужно взять. Полные хурджуны вернее клятв. Блеск золота затмит обиды беев и мурз и всю ту распрю, которую мы пережили в прошлом году.

Распря была немалая. Сеймены — постоянная армия хана — ударили челом калге на великого визиря Сефирь Газы. Он-де убавил жалование, иным совсем не дает, добычу делит неправо. Сеймены грозили прийти в Бахчисарай и убить Сефирь Газы. Хан Ислам Гирей поспешил отставить своего ближнего человека от должности, и тот отбыл сначала в Кафу, а потом в Перекоп к Тугай-бею и Караш-мурзе.

Тугай-бей увел недовольных за Перекоп, в степи, захватил стада и табуны, принадлежащие нуреддину, калге и самому хану, возмутил против них сильные ногайские роды.

Под Акмечетью и Карасевом войска Тугай-бея сошлись с войсками хана. У Ислам Гирея были пушки, и он победил. Тугай-бей снова ушел за Перекоп.

И вот тут-то Ислам Гирей показал себя мудрым ханом. Он отправил к восставшим мурзам Сулемшу Сулешева, человека, которому Тугай-бей доверял, и распря была прекращена. Сефирь Газы занял свою прежнюю должность «ближнего человека», а Тугай-бей получил должность перекопского бея.

Все эти события трудного прошлого года вспомнились царствующим братьям, и хан Ислам Гирей, поглядев в глаза Крым Гирею и Казы Гирею, сказал твердо:

— Я приму посольство казаков.

2

Уже три дня Богдан Хмельницкий и его посольство жили в Бахчисарае. Поместили их в голой сакле, кинули им охапку соломы и приставили стражу. Обходились хуже, чем с невольниками. Невольников хоть плохо, но кормят, а здесь одна привилегия — сходить на Чурук-су воды зачерпнуть. Вода в ручье грязная, через весь Бахчисарай течет.

— Терпите! — сказал казакам Богдан в первый день.

— Терпите! — сказал во второй, и на третий день был у него тот же строгий сказ.

Пришли за ними в полдень. Сулемша Сулешев пожаловал, а с ним дворцовые люди. Стали спрашивать, как доехали, как спали.

— Сладко спали, — сказал Богдан по-татарски.

— Ай, сладко! — засмеялся Сулешев и пнул сапогом солому. — Молодец, казак!

Татар было четверо. Троим Богдан дал по два талера, а Сулешеву серебряную чарочку.

— Молодец! — засмеялся татарин. — Хорошо по-нашему говоришь, хорошо обычаи знаешь.

Привели казаков в центр города, к звонкоголосому базару.

Взял их к себе в дом купец из армян Аветик-оглы. Сразу же усадил постояльцев за низенький, с вершок от пола, турецкий стол. Подал гостям вина и зажаренного на вертеле барана.

С Тимоша глаз не сводил, подкладывал самые нежные кусочки.

Когда доброе вино размягчило души и освободило, языки, Аветик-оглы спросил Хмельницкого:

— Отец, зачем ты взял с собою сына в царство, где слово «казак» — самое ненавистное слово?

— Почтенный Аветик-оглы, — ответил хозяину дома Богдан, — если юность моего сына рождает в сердце твоем тревогу и жалость, то кто же измерит боль отцовского сердца? Скажу тебе, почтенный Аветик-оглы: чтобы весь табун прыгнул в пропасть, первым должен кинуться вожак.

— Мне не понять этого, — сказал Аветик-оглы, — но я в полной мере испил чашу одиночества. Я хотел видеть своего сына самым ловким и знающим торговцем и потому брал его с собой во все дальние страны. Однажды мы поехали, как всегда, вдвоем, а вернулся я один.

— Да ниспошлет тебе Господь облегчение! — воскликнул Богдан и опустил голову в тяжкой задумчивости.

Вечером в дом Аветика-оглы явились слуги с подносами и сосудами. Они принесли изысканные блюда и дорогое вино. Следом за столь щедрым подношением прибыл Сефирь Газы.

— Это тебе от меня! — сказал он Хмельницкому.