Долгие ночи - [38]

— Я знаю положение семьи Васала, — проговорил наконец Ахмед.-

И я тоже думал о ней. Но их поле залежалось, заросло бурьяном и кустарником. Паре быков не под силу вспахать его.

— А мы впряжем еще одну пару быков — моего и Чорина.

— Тогда другое дело. Когда начнем?

— Как только твои быки освободятся.

— До вечера я закончу.

— Значит, завтра?

— С Божьей помощью.

Ахмед снял с ветки перекидные сумы, вынул оттуда сискал[32] и сыр.

— Сейчас мы с тобой и пообедаем вместе. Одному не хотелось, ждал, не появится ли кто, с кем приятно разделить хлеб-соль.

— Ты ешь, я уже пообедал.

— Ничего с тобой не случится, Али, если ты и со мной еще раз пообедаешь. Давай, подвигайся поближе. Бери сыр, не стесняйся.

Хотя Али и не был голоден, но при виде сыра у него невольно разыгрался аппетит.

— Вот мы отсеялись, Али, а я теперь опасаюсь, как бы засуха не уничтожила наши посевы, — задумчиво сказал Ахмед, глядя в знойное небо. — Который уж день ни единой тучки.

— Аллах не допустит. Все в его воле. Но даже своего хлеба нам все равно не хватит, придется закупать. У кого есть скот, тому, конечно, волноваться нечего. А как быть тем, у кого его нет? Вот, что меня беспокоит.

— По-моему, Иса и Хорта оказались дальновиднее. Они посеяли озимую пшеницу. Хорошие на их полях всходы. Может быть, и нам следовало перейти на озимь?

— Они могут рисковать, мы — нет. У кого земли много, тому не страшно. А что будет со мной, если я на своем клочке посею пшеницу, и она не даст урожая? Пшеничный хлеб — это не кукурузная лепешка. Притом, пшеница дает во много раз меньше урожая, чем кукуруза.

— Посмотрим, что получится у Исы и Хорты.

— Да, я знаю, я уверен, что у них все будет хорошо, посей они даже камни. Щедр и милостив Аллах к этой троице — Исе, Хорте да Шахби.

— Только рая им не видать, как своего затылка.

— Как сказать, — усмехнулся Али. — Устазы сажают их рядом с собой, власти их тоже уважают. А вот нам, беднякам, в этом мире не везет, да вряд ли повезет и на том свете. Ты знаешь, что недавно Иса приходил к Васалу и требовал, чтобы он продал ему свой надел?

— Да ты что! — возмутился Ахмед. — В своем ли он уме? Грабить такого бедняка! И что же, Васал согласился?

— Нет.

— Ах, какая собака этот Иса! — Ахмед положил кусок сискала на салфетку. — Думает, все продается и покупается. По себе равняет. Давно бы его следовало прикончить, да никто не хочет марать свои руки.

— Самое страшное, что Васалу некуда деваться. Зимой он занял у Исы мешок кукурузы до осени. А Иса теперь требует или немедленно вернуть долг, или отдать ему взамен долга землю.

— Остопиралла! И Бога не боится, и людей не стесняется. Ни стыда у него, ни совести.

Али взял глиняный кувшин, вытащил из горлышка затычку из листьев лопуха, протянул Ахмеду.

— Будешь?

— Спасибо, Али. Пей сам на здоровье. — Ахмед слегка приподнялся в знак благодарности.

По пути к Ахмеду у Али возникла еще одна мысль, и теперь он мучительно обдумывал, как бы ее изложить поделикатнее.

— Васал в тупике: он не в состоянии вернуть долг, но и с наделом расстаться не может. Однако если дело дойдет до властей или шариатского суда, выиграет Иса. Уж это точно!

— Что ты предлагаешь, Али? — спросил Ахмед.

— Семье Васала, кроме нас, помочь некому. Без нас она просто погибнет. Я сам видел, как его голодные дети лизали языком кукурузную муку с ладошек. Ты, наверное, не забыл, что Васал безродный. Правда, он побратим с сыновьями Исы, которые всенародно объявили, что он член их семьи и тот, кто его обидит, будет иметь дело с ними. Только из сыновей-то Исы в живых сегодня осталось всего лишь трое. Мы с Чорой уже думали, как вернуть Исе долг, а значит помочь Васалу достойно выйти из этой кабалы. Но мы с ним даже гирду муки не наберем. Вот если бы каждый дал хоть понемногу… Эх, будь сейчас дома Арзу с Маккалом, они бы нашли выход. Но вернутся они еще не скоро, а назначенный Исою срок истек вчера.

Ахмед встал.

— Али! Пойди и успокой Васала. Вечером я поговорю с людьми.

Помогут они — хорошо, нет — так свой хлеб отдадим, весь, до последнего зернышка. Но на сей раз я не позволю Исе торжествовать после очередной подлости.

Али простился, а Ахмед постоял некоторое время в раздумье и тоже решил было идти домой, но вовремя вспомнил, что обещал назавтра дать быков для вспашки Васалова поля.

"О, Аллах, какими же жадными ты создал некоторых людей!

Неужели мы столько лет боролись и гибли для того, чтоб на наши шеи сели такие вот кровопийцы? Столько крови пролить — и остаться рабами! Теперь, о Аллах, такие кровопийцы засели в каждом ауле. Одни с четками в руках, другие — с погонами на плечах. Неужели такова твоя воля, Аллах?!"

Ахмед торопливо запряг быков и погнал их по полю. Нужно было как можно скорее закончить работу здесь и перейти на участок Васала. Это Ахмед считал теперь своим долгом.

* * *

Покинув Ахмеда, Али не пошел сразу же домой, а решил осмотреть участок Васала: твердая ли там земля, много ли бурьяна.

Хотелось знать, какую землю завтра придется пахать.

Почти все аульчане работали на своих участках. Али останавливался, приветствовал каждого, спрашивал о здоровье и домашних делах, просто перекидывался несколькими фразами, выполняя долг вежливости. Все без исключения пахари орудовали деревянными сохами. О глубокой пахоте не могло быть и речи.