Долгие каникулы в Одессе - [18]

— Фира не курит, я, впрочем, тоже. Но где лежат папиросы для гостей я знаю.

После чего открыл форточку поставил на подоконник многострадальную чашку, из которой пил кофе с водкой и закурил, меланхолично глядя в окно.

— А вот и мы! — дверь открылась и в кухню вошли мама и её приятельница.

— Шо я вижу! Семён Маркович, разве Вы курите? Я ни разу не видела вас с папироской. — в голосе Розы Моисеевны звучало неподдельное удивление.

— Теперь куру... — печально поведал доктор, сделал глубокую затяжку и меланхолично выпустил дым в форточку.

— Так, а я шо-то не поняла. Мы что-то празднуем? И шо? — в голосе мамы сквозила ирония, но чувствовалась и большая доза тревожного изумления.

— Таки-да! Празднуем. — голос доктора был по-прежнему печальным и отрешённым. Словно он сообщал родственникам о скорой кончине безнадёжного больного.

— Так зачем же водкой? Семён Маркович, в буфете есть приличный коньяк, а водку я пользую только в лечебных целях для примочек.

— Нет, Фира. Коньяк тут не поможет, только водка. И не примочки, а вовнутрь!

— Вей з мир! Вы нас пугаете! Шо случилось? Миша, шо с доктором?

— Ничего мамочка! Просто мы обсуждали как мне лучше устроить сдачу экзаменов за начальные классы. Вот Семён Маркович и задумался к кому обратится за экстернат.

— Семён, это так?

— Таки-да, Фира! Кто я такой, шоб не соглашаться за то шо сказал Миша?

Семён Маркович выкинул папироску в форточку, устало сел за стол и потянулся к бутылке. Но мама ловко выхватила «лекарство» из рук доктора и укоризненно произнесла:

— Семён Маркович, нам сегодня ещё ехать в консерваторию! Вы забыли шо уже договорились с мадам Рейдер за то, чтоб Юлия Александровна посмотрела Мишеньку?

— И что? Ваш мальчик таки хорошо поёт? — в голосе Розы Моисеевны сквозил неприкрытый интерес и предвкушение «вкусной» новости, с которой не стыдно и по подругам прокатиться и по их же ушам проехаться...

— А ещё я играю на аккордеоне и гитаре!

Со стороны доктора послышался приглушённый всхлип.

— Семён Маркович? Шо с вами? Что-то вы бледный совсем! Может вам накапать успокаивающих капель?

— Фира — нет! Лучше накапайте мне рюмку коньяку. От него пользы будет больше, это я вам как доктор говорю!

Мама с сомнением взглянула на доктора, но прошла к буфету и поменяла бутылки. Достав заодно и три рюмки. Доктор ловко разлил коньяк дамам и себе. Глядя на просвет рюмку с коньяком и любуясь янтарным напитком, вздохнул и задумчиво произнёс:

— Никогда бы не подумал, что в зрелом возрасте может наступить такой момент, когда я буду чувствовать себя словно нерадивый студент, шо не выучил предмета и теперь не может ответить на вопрос строгого экзаменатора. Но, таки-да, я ответить затрудняюсь! Боюсь, что всех моих медицинских познаний не хватит чтоб объяснить Мишин феномен. Что ж, давайте за этот феномен и выпьем. Ваше здоровье, дамы! И доктор лихо опрокинул в себя рюмку коньяка.

Роза Моисеевна выразила непреодолимое желание сопроводить нас «до Юлечки», мол, они добрые подруги и давно не виделись. Полчаса сборов и мы уже едем на двух пролётках в сторону будущей Одесской национальной музыкальной академии, которую я осматривал не далее, как десять дней назад. Охренеть!

***

Мы приехали чуть раньше назначенного срока, и Юлия Александровна оказалась занята. Вся наша компания прошла в пустующую аудиторию и дамы рассевшись на стульях завели разговор о своих общих знакомых. Семён Маркович принял в разговоре самое живое участие, а я предоставленный самому себе направился к старинному роялю что стоял на сцене. Это оказался знаменитый «Стейнвей». Большой рояль для концертного зала. Крышка рояля была поднята, но клавиатура прикрыта клапаном. Я осторожно провёл рукой по полировке рояля. Да... Вот это вещь!

Лора, моя первая и последняя серьёзная любовь, окончила омское музыкальное училище. Мы так и не поженились, хотя всё к тому шло. Но началась перестройка и она, этническая немка, с родителями уехала в Германию к родственникам, а я после защиты кандидатской отправился в Красноярск. Но те пять лет, что мы провели вместе, для меня даром не прошли. У девушки дома тоже стоял рояль, не «Стейнвей» конечно, а «Эстония».

Вполне престижный рояль по меркам Советского Союза. И мы с Лорой нередко музицировали в четыре руки. Музыкантом-виртуозом я естественно не стал, но под её руководством кое-что играть научился и достаточно неплохо для любителя. Во всяком случае моей девушке моя игра нравилась, а для меня это было главным стимулом, тем более что и слух имелся и самому нравилось.

Подняв клапан рояля, нежно провёл ладонями по клавишам и те чуть слышно отозвались словно приглашая меня к музыке. Я вздохнул с сожалением, понимая, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Тело, в которое я попал вряд ли, когда сидело за клавиатурой, да и моя мышечная память заточена на мои прежние габариты, а не на ребёнка.

Но, «когда нельзя, но очень хочется, то можно.». Цитата из далёкого детства переломила мой скептицизм и воровато оглянувшись на взрослых, подкрутил банкетку повыше. Пусть мои ноги с трудом достают до педалей. Пусть нетренированные детские пальцы не смогут полноценно нажимать клавиши и брать аккорды. Пусть мой реципиент никогда не сидел за роялем, но разве мне-то кто запретил попробовать?