Долги наши - [6]
У калитки домика Филимоновых, на столбе забора были коряво вырезаны слова: «Верка-шалава». Домик стоял в глубине, за палисадником.
При свете свечи, перед мутным зеркалом, с которого наполовину сползла амальгама, наряжалась Вера.
На единственной кровати, под старым лоскутным одеялом, подложив кулачок под толстую щеку, спала маленькая Надя.
Со скрипом открылась дверь, вошел Матвей. Он был небольшого роста, и только ему — единственному — не приходилось нагибаться, входя в эту низкую дверь.
Подойдя к жене, Матвей тихо, без упрека сказал:
— Опять уходишь, Веруша…
Не отвечая, она продолжала вдевать в уши большие «цыганские» серьги.
— Устала, бедняга… — Матвей подошел ближе к ней.
— Не тронь! — взорвалась Вера. — Нужны мне твои жалости… Мало тебе, что я, как каторжная, и ночь и день на фабрике, что домой иду мертвая, так тебе еще надо, чтоб я и вечером нос не высовывала… Хочу гулять и буду гулять.
Она прошла мимо мужа, надела теплую кофту, потом наклонилась, подняла еловую ветку:
— Хоть прибрал бы. А то мать выносили — вон мусору-то оставили… Прощай!
Скрипнула, хлопнула дверь.
Опустив руки, стоял Матвей посреди комнаты. Он и сам только что с работы. Устал, измучен.
Спала, посапывая, Надюшка.
Ночь. Голый до пояса, наполовину скрытый паром, склонился над корытом Матвей, стирая белье.
Жестокие приступы кашля то и дело схватывали его. Кашель бил его, заставляя сгибаться ниже над корытом. Ходуном ходили острые лопатки.
Заскрипела дверь, и, низко наклонясь под притолокой, вошли двое фабричных.
— Здорово, хозяева, — сказал тот, что постарше, и обвел взглядом комнату. — Ты что ж, опять один дома?
Матвей не отвечал. Из его впалой груди рвался густой, хриплый кашель.
— Мы за тобой, Мотя.
Молча обтерев руки, Матвей оделся и стал одевать сонную девочку.
— Не оставлять же одну…
Он одевал ее умело, ловко, видно делал это постоянно, привык.
Девочка терпела, не хныкала, а когда отец взял ее на руки, прижалась к нему и снова заснула.
— Дорого дал бы — поглядеть завтра на господина Прохорова, — говорил один из фабричных, тот, что постарше. — Ну, как, Матвей, готов?
— Да… всполошатся завтра хозяева, — второй фабричный открыл дверь, выходя, — такого они еще не видели: чтоб не одна фабрика, а вся Пресня стала.
Проходя через сени, Матвей достал из-за поленницы дров пачку листовок.
Они разделили ее на три части, припрятали на себе, под одеждой и вышли на улицу.
Матвей прихватил ведерко с кистью.
— Неладно получается, — негромко говорил тот, что постарше, косясь на девочку, которую Матвей нес на руках. — Верка твоя совсем отбилась от рук. Пьет. Гуляет. Пропадет баба.
Матвей молчал.
— Ну, не хочешь говорить — дело твое. Ребенка жалко.
Вдали раздался протяжный свист, крики.
— Живо расходись, — приказал старший.
Прижимая к себе Надюшку, Матвей быстро пошел по крутому переулку в гору.
Молодой юркнул в ближайшую подворотню, старший неторопливым шагом двинулся вниз по улице.
Визжала гармошка. Слышались топот, свист, гиканье. В женской казарме пьяная гулянка была в разгаре. Несколько мужчин — все хмельные — расположились кто где. Кто на подоконнике, кто на койке. Гармонист, тупой парень с начесом на лбу, наяривал изо всей силы, рвал мехи гармони.
Гулянка происходила в закутке, в конце большой спальни. Женщины, не принимающие в ней участие, легли было спать — да какой тут сон. Они зло поглядывали туда, где все громче и громче визжала гармонь, где в проходе между койками плясала с платочком в руке Верка Филимонова.
— Вот шалава, — ворчала старая работница, издали глядя на нее, — вот они, нынешние-то…
И другая работница сердито говорила:
— Нашла время… кругом тревога, обыски идут…
На соседней койке, уткнувшись в подушку, лежала и плакала молоденькая работница. Она всхлипывала и причитала:
— Боженька мой, боженька…
На девочку не обращали внимания — слезы тут были делом обычным. А Верка притоптывала башмаком, разводила руки и вдруг запела:
И снова бросалась в пляс. Плечи у нее ходили ходуном по-цыгански, волосы рассыпались по спине, широкая юбка на резких поворотах охватывала стройные ноги.
Пьющая компания — женщины и пришедшие в спальню мужчины — ржали, хлопали в ладоши, подбадривали, кричали:
— Жми, Верка, жми!
— Айда!..
— Ох и стерва! Ай да Верка, ай да цыганское дитё!
— У-ух, баба!.. Ну и баба!
Более всех хлопал в ладоши и громче всех орал смазливый малый — некий Артур из красильного цеха. Усы колечками, галстук бабочкой, волосы блестят, в пробор уложены, громадные запонки на манжетах, стекляшка в галстучной булавке…
— Вер-ка-а!.. — орал он, красный, потный, лоснящийся. — Покажи выходку, Вер-ка-а! Выходку дай!..
И Верка отчаянно вскрикивала, шла «мелким бесом», постукивая каблучками, откинувшись, отбросив назад руки, как крылья… Была она изрядно пьяной и, когда Артур схватил ее за руку и потянул, пошла, хохоча, за ним.
— Вон она… — ворчала старуха, — пошла, шалая… тьфу! Блудница… Еще в церковь ходит… Срам…
Проходя мимо плакавшей девчонки, Вера приостановилась и хлопнула ее по спине:
— Брось, Маришка, слезы лить. Подумаешь, невинности ее Фомин лишил… ай-ай-ай… Одну тебя, что ли… сколько тут его крестниц… делов-то… А куда бы ты ее девала, невинность-то свою? На базар снесла?
Собрание некоторых сценариев писателя-сценариста оставившего большой след в истории советской кинематографии. Ему принадлежат сценарии многих идеологически окрашенных фильмов. Однако стоит заметить что он написал и более нейтральные и веселые сценарии, напр. "Три товарища", "За витриной универмага", Полосатый рейс", "Первые радости", "Необыкновенное лето" и т. п.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу известных писателей и кинодраматургов Алексея Яковлевича Каплера и Виктора Викторовича Конецкого вошли их как совместные, так и собственные произведения, в которых смешное прекрасно уживается с серьезным. Среди них, конечно же, "Полосатый рейс" - комическое происшествие на борту советского сухогруза, доставлявшего в Одессу для зоопарка партию из десяти тигров и двух львов (одноименный фильм вышел в 1961 году, в главных ролях Алексей Грибов, Маргарита Назарова, Евгений Леонов; режиссер Владимир Фетин).Творчество А.
Алексей Яковлевич Каплер. Обаяние этого яркого, доброго я смелого человека памятно многим – несколько лет он входил в каждый дом в роли ведущего «Кинопанорамы». А вся его жизнь десятилетиями связана с историей советского кинематографа. В его мемуарных очерках перед нами встают первые задорные годы становления молодого советского кино, когда он сам входил в него вместе с такими же молодыми его творцами – Эйзенштейном, Козинцевым, Юткевичем. Вереницей проходят одесситы – герои его молодости. Живописные эпизоды жизни страны переплетаются с рассказом очевидца исторических съемок «Броненосца „Потемкин“.Другие срезы истории страны предстают в обжигающих документах эпохи – его военных очерках, лагерных рассказах – прозе, годами писавшейся «в стол».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга о человеке, который оказался сильнее обстоятельств. Ни публичная ссора с президентом Путиным, ни последовавшие репрессии – массовые аресты сотрудников его компании, отъем бизнеса, сперва восьмилетний, а потом и 14-летний срок, – ничто не сломило Михаила Ходорковского. Хотел он этого или нет, но для многих в стране и в мире экс-глава ЮКОСа стал символом стойкости и мужества.Что за человек Ходорковский? Как изменила его тюрьма? Как ему удается не делать вещей, за которые потом будет стыдно смотреть в глаза детям? Автор книги, журналистка, несколько лет занимающаяся «делом ЮКОСа», а также освещавшая ход судебного процесса по делу Ходорковского, предлагает ответы, основанные на эксклюзивном фактическом материале.Для широкого круга читателей.Сведения, изложенные в книге, могут быть художественной реконструкцией или мнением автора.
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.
Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени.