Долгая прогулка - [11]

— Ты солдат, голубок? — проворковала присевшая ко мне на колени девушка, на которой практически ничего не было.

— Можно и так сказать, — ответил я.

У нее были темные волосы, и она получала повторные заказы благодаря не природной смазливости, а своему трудолюбию. Мне это нравилось.

— Что-то вас тут много. Вы одна компания? — задала она очередной вопрос, чтобы поддержать разговор в перерыве между песнями. Я отстегнул ей еще пару двадцаток, чтобы она поняла, что я ангажирую ее на какое-то время.

— Да. Мы все саперы и через пару дней отправляемся в Ирак.

— Знаешь, в этом заведении было скучновато, пока вы не появились, — соврала она шепотом, едва касаясь губами моего уха. От ее нежного дыхания у меня поползли мурашки по спине. Она погладила мой затылок, провела пальцами по шее и спине и, положив руки мне на бедра, приподнялась и оседлала меня. Потом прижалась ко мне, и я почувствовал сквозь рубашку теплое прикосновение ее сосков.

— Вы, ребята, имеете полное право немного поразвлечься перед отъездом, — выдохнула она.

Наш самолет приземлился в Баладе вскоре после Нового года. До моего увольнения оставалось меньше месяца.

Первый раз в жизни я полетел на «Геркулесе», когда нас перебрасывали из Катара в Ирак. Дислокация в горячей точке оставалась для меня неясной мечтой до того мгновения, когда погасли основные сигнальные огни хвостового оперения военно-транспортного самолета. Суровая реальность внезапно материализовалась в виде тусклого красного отсвета. Нас было тридцать человек, и мы сидели, плотно прижавшись друг к другу, на многоместных обитых тканью сиденьях. Как только пересекли границу воздушного пространства Ирака, ощущение безопасности и комфорта, не покидавшее нас в Аль-Удейде, где выдавали по три банки пива в день, куда-то исчезло. Я уже приготовился к тому, что до конца полета наш самолет будет непрерывно подвергаться обстрелу ракетами «земля — воздух».

Нас разместили на базе ВВС в Баладе, занимавшей обширную территорию в часе езды от Багдада. Эта база во всех смыслах соответствовала моим ожиданиям. Вплотную к стоянке самолетов и рулежной дорожке стояли ряды вездеходов и потрепанных палаток, постепенно превращавшихся в труху под палящим солнцем пустыни. В центре лагеря находилось приземистое трапециевидное здание бункера, в котором мы должны были укрываться в случае ракетного обстрела и складировать подобранные на местах боев малокалиберное оружие и боеприпасы. В палатках под полом из многослойной фанеры повсюду были мышиные норы — писк и возня мышей не прекращались ни днем ни ночью. От повального нашествия нас спасали лишь расставленные повсюду липкие мышеловки, однако пронзительный писк этих тварей, попавших в капкан и калечащих себя в попытке вырваться на волю, часто будил меня по ночам и подолгу не давал уснуть. В пространстве, выгороженном для сна, едва помещалась одна походная кровать; от окружающего мира оно было отделено символической перегородкой из нескольких простыней, создававшей лишь видимость уединения: уединиться там можно было разве что для того, чтобы подрочить. Первый день в Ираке начался с того, что утром я проснулся от грохота минометной стрельбы: мина взорвалась на взлетной полосе, расстояние до которой было как от края до середины футбольного поля[7]. Нас обстреливали среди бела дня с холмов, расположенных к северо-западу от базы. Взрыв прогремел так близко, что меня разбудил даже не шум, а глухой удар взрывной волны.

Кормили нас плохо. Окружающие пейзажи наводили тоску. Мы не чувствовали себя в безопасности — за воротами базы на нашу жизнь покушались повстанцы-сунниты.

В Ираке было отвратительно все. Мне это очень нравилось.

Наш быт вполне соответствовал моим ожиданиям, чего нельзя было сказать об обстановке, в которой приходилось выполнять обязанности командира. В первые же дни мое давно устоявшееся представление о жизни военного специалиста, занимающегося обезвреживанием неразорвавшихся бомб и снарядов, чуть было не разбилось о бюрократические препоны. Целых два года я с детской наивностью мечтал о работе с бомбами и взрывчаткой. И вот, наконец, я здесь, «в боксе для бычков», — живу в крысиной норе под минометным обстрелом и готов приступить к работе. Но, вместо того чтобы работать, мы все время чего-то ждем.

Мы ждали, пока нам утвердят заявку на складирование взрывчатки. Ждали разрешения уничтожать боеприпасы вблизи самого оживленного аэродрома в Ираке. Каждый раз, получив от командования сухопутным контингентом задание, выполнение которого требовало выхода за пределы базы, мы ждали, пока генерал[8] лично даст добро на его выполнение. Когда где-то на обочине дороги обнаруживалось самодельное взрывное устройство и звали нас, чтобы мы его обезвредили, мы не могли отправиться к месту обнаружения СВУ без разрешения главнокомандующего. Первые две недели пребывания в Ираке я провел в телефонных разговорах и за составлением письменных запросов помощнику генерала по административным вопросам.

Довольно скоро я перестал ждать, когда мне ответят, и вообще перестал обращать внимание на официальные ответы. Мы были обученными техническими специалистами. Нас ждала работа, и мне было виднее, как поступать.