Долг – Отечеству, честь – никому… - [29]

Фаренникова: «Не по душе мне эта командировка: предчувствия у меня недобрые, ах! недобрые… Сегодня я уезжаю… вас прошу приехать ко мне в Николаев в четверг: вы мне там много поможете добрым дружеским советом – а в случае, не дай Бог, что, я хочу вам передать многое».

Спустя несколько дней после расставания с Фаренниковыми к ним из Николаева прибыл вестовой с известием, что Казарский при смерти. Примчавшись в город, супруги застали своего друга в доме его родственника Охоцкого.

Из показаний Василия Охоцкого следственной комиссии о его родственных отношениях с покойным Казарским: «Я имею пояснить, что я Казарскому есть родственник дальний, так что я был женат наипервее на дочери канатного мастера Астапова, Мелании Захарьевой, мать коей Настасья была по женскому происхождению племянницей Василью Семёнову Казарскому, а сей двоюродным дядей покойному флигель-адъютанту Александру и брату его Николаю Казарским. Чиновник, находящийся не у дел, 7-го класса, Василий Охоцкий».

Что было дальше – мы знаем: смерть Казарского и вид его мёртвого тела глазами Фаренниковой: «…Я подошла к покойнику, взглянула на него и невольно отшатнулась, так он был неузнаваем! Голова, лицо распухли до невозможности, почернели как уголь; руки опухли, почернели, аксельбанты, эполеты – всё почернело!»

Иван Горбунов: «На другой день тело его, вследствие сильных жаров, стало быстро разлагаться. Это дало повод дальнему родственнику покойного, «чиновнику не у дел» 7-го класса, Охотскому, заподозрить признаки неестественной смерти. Николаевский 1-й гильдии купец Коренев сочинил кляузный донос, аудитор 10-го класса, Рубан, придал ему литературную аудиторскую форму; писарь Фирсов переписал и автор вручил рукопись жандармскому полковнику Гофману, с приобщением письма денщика Казарского к своему благоприятелю, наводящего некоторые сомнения на счет смерти его барина. Рукопись воздействовала».

Колесо закрутилось! Шум, поднятый николаевцами вокруг смерти Казарского, докатился до столицы.

8 октября 1833 года шеф корпуса жандармов Александр Бенкендорф[48] передаёт императору записку следующего содержания:

«Дядя Казарского Моцкевич, умирая, оставил ему шкатулку с 70 тыс. рублей, которая при смерти разграблена при большом участии николаевского полицмейстера Автомонова. Назначено следствие, и Казарский неоднократно говорил, что постарается непременно открыть виновных. Автомонов был в связи с женой капитан-командора Михайловой, женщиной распутной и предприимчивого характера; у нее главной приятельницей была некая Роза Ивановна, состоявшая в коротких отношениях с женой одного аптекаря. Казарский после обеда у Михайловой, выпивши чашку кофе, почувствовал в себе действие яда и обратился к штаб-лекарю Петрушевскому, который объяснил, что Казарский беспрестанно плевал и оттого образовались на полу черные пятна, которые три раза были смываемы, но остались черными. Когда Казарский умер, то тело его было черно, как уголь, голова и грудь необыкновенным образом раздулись, лицо обвалилось, волосы на голове облезли, глаза лопнули и ноги по ступни отвалились в гробу. Все это произошло менее чем в двое суток. Назначенное Грейгом следствие ничего не открыло, другое следствие также ничего хорошего не обещает, ибо Автомонов – ближайший родственник генерал-адъютанта Лазарева»⁴.

Записка Бенкендорфа Николая Павловича повергла в ужас. И это не пустые слова. Поверх докладной император наложил резолюцию: «Меншикову. Поручаю вам лично, но возлагаю на вашу совесть открыть лично истину по прибытии в Николаев. Слишком ужасно. Николай»⁵.

Вскоре по Высочайшему повелению была назначена следственная комиссия под председательством начальника штаба Черноморского флота и портов, из членов – флигель-адъютанта Миллера и помощника флота, генерал-штаб доктора Ланга[49].

* * *

И в этой связи, дорогой читатель, мне хотелось бы отметить следующее: высокопрофессиональную работу следственной комиссии, которая показала действия высочайшего уровня. Были не только опрошены ключевые в этом деле лица, но и проведена эксгумация тела умершего[50]. Комиссия работала всего неделю, с 9 по 16 ноября 1833 года, но сделано было немало. В любом случае точки над «i» были расставлены.

Горбунов: «В первом своем задании она [комиссия] постановила:

1) Отобрать сведения от находящихся в Николаеве родственников покойного: о времени начала и продолжения болезни, о замеченных ими припадках и отзывах самого покойного во время оной, о сомнении их на счет неестественной смерти, если они таковые имели или имеют, и о доводах, на коих они свое сомнение утверждают, о принятых ими мерах к пользованию, о лицах, пользовавших болезнь, об аптеках, откуда браты лекарства, о людях, кто за ними ходил, о людях, кои при покойных находились во время болезни и по смерти до погребения, об обмывальщице тела, о времени и месте погребения тела, о лицах, посещавших покойного во время болезни.

2) Под присягою и священническим увещанием допросить денщика покойного: где Казарский в тот день был, когда начал страдать болезнью, в какое время и от кого пришел домой, какие чувствовал тогда припадки, не объявлял ли ему чего о причине своей болезни, не ходил ли после того куда или к кому из квартиры, не произносил ли во время болезни каких жалоб, не было ли в прислуге, во время болезни, каких посторонних людей?