Долетим до Одера - [55]

- Имеем на сей счет указания от командования фронта и через некоторое время вынуждены приступать к исполнению приказа...

Пока шли переговоры по телефону, через Голубовку потянулись от линии фронта наши автомашины с грузами, зенитные установки, передвижные радиостанции. Недвусмысленный признак отступления. Я позвонил тогда в штаб 261-й стрелковой дивизии, с которой мы имели прямую связь, чтобы уточнить ситуацию. Оттуда хмуро ответили:

- Смотрите на дорогу и делайте выводы...

Ответ не из приятных. К вечеру к нам на КП прибыл командир БАО и сообщил, что за ночь наши части, в соответствии с полученным приказом, должны отойти на новый рубеж - по реке Северский Донец, в 25 - 30 километрах восточнее Голубовки. "Почему же молчит штаб 216-й авиационной дивизии? - недоумевал я. До наступления темноты два-три часа, а оттуда не поступало никаких распоряжений относительно перебазирования..."

Снова бросаюсь к телефону, на этот раз вызываю к аппарату начальника штаба дивизии подполковника А. Н. Ильенко и прошу выслать к нам самолет связи за важным сообщением.

- Не так много у нас самолетов, чтобы посылать их за информацией, раздраженно отвечает тот. - Да и что за ЧП у вас стряслось, чтобы нельзя было сказать по телефону?

- Вот именно, - как можно спокойнее возражаю я. - Не имею права.

В разговор, грозящий перейти в ненужную тональность, вмешивается наш командир полка. Намеками он дает понять Ильенко, что наши части отступают и что если до наступления темноты мы не улетим из Голубовки, то к утру это закончится неизвестно чем.

На этом словесная перепалка заканчивается, через некоторое время - солнце уже начинало медленно закатываться за горизонт - мы наконец получили распоряжение перебазироваться на аэродром Трехизбенки.

Один за другим улетали из Голубовки самолеты полка. Последним поднялся в воздух комиссар полка Василий Ефимович Потасьев. Он взлетал уже почти в темноте. Мы покидали зеленый городок под грохот взрываемых шахт: в близлежащих поселках Серго и Ирмино мощные разрывы опалили небо широкими языками пламени, затягивая его черным покрывалом дыма. За каких-то пять - десять минут были засыпаны и наглухо завалены кладовые земли, дорогу к которым человек прокладывал годами. Нет, ничего не должно доставаться врагу!

В момент взлета Потасьева раздался самый оглушительный взрыв - вершины терриконов озарились в темноте мириадами искр: перестала существовать главная шахта Голубовки. Густой чернильный дым слился с чернотой ночи.

Всю ночь мы находились в пути. К рассвету прибыли в Трехизбенки, но здесь ждало новое указание - перебазироваться в Ворошиловград. Город встретил нас сумрачной напряженной обстановкой отступления: по улицам в восточном направлении тянулись вереницы машин, груженных военным имуществом, громыхали по мостовым лафеты артиллерийских орудий. Фронт медленно откатывался - бои шли в районе Миллерово.

Наша кочевая жизнь понеслась в стремительном темпе. Мелькали аэродромы, полевые площадки, на которых полк задерживался один-два дня, - Ворошиловград, Краснодон, Большой Должик, Нахичевань... Некоторые из них уже были нам знакомы.

В эти тяжелые дни полк выполнял две основные задачи - вел воздушную разведку и, насколько это было возможно, прикрывал отходящие войска. Настроение летчиков соответствовало обстановке - напряженное, деловое, но безрадостное, задания же выполнялись, как никогда, четко. Мы верили, что скоро наступит перелом, что и на нашу улицу придет праздник. К каждому заданию, даже самому, казалось бы, незначительному, относились с полной мерой ответственности. Вспоминается такой эпизод.

Огнем вражеской зенитной артиллерии был сильно поврежден самолет И-16: осколками снарядов в нескольких местах пробит мотор, его следовало заменить, но в полковых условиях сделать это было невозможно. Тогда срочно перевезли самолет в армейские полевые авиамастерские, располагавшиеся неподалеку от переправы через Северский Донец. Машину отремонтировали быстро, и нужно было вернуть ее в полк. Выделили бригаду - воентехника 1 ранга А. П. Бушуева, летчика лейтенанта В. Зыкова и механика по вооружению старшего сержанта В. И. Лавриненкова.

Приехав в мастерские, они застали там удручающую картину: в связи с отступлением войск ремонтные работы прекращены, вся техника в основном эвакуирована, несколько ремонтников на опустевшей площадке ждали последнюю грузовую машину, которая должна была увезти оставшиеся инструменты и их самих. Наша бригада, осмотрев самолет, оперативно заправила его горючим, маслом, установила боекомплект, выкатила на взлетную площадку неподалеку от мастерских, на которой оставалась только узкая полоса для взлета. Вся остальная часть представляла собой перепаханные борозды земли, чтобы в случае чего противник не смог ею воспользоваться как аэродромом.

- М-да, - призадумался Зыков, осмотрев взлетную полосу. - Не очень-то разбежишься. Да еще боковой ветер - как пить дать снесет на борозды.

И он, озадаченный и сомневающийся, стал мерять полосу шагами - здесь могла выручить лишь абсолютная точность расчета при взлете. Тем временем Бушуев взялся проверять исправность мотора - прокрутил его на разных режимах: вроде бы работает плавно, быстро набирает обороты. Но когда воентехник открыл капот, то обнаружил течь масла из бака. Оказалось, что в спешке мотор установили небрежно: при вибрации на больших оборотах задняя крышка картера касалась масляного бака и продавила его.