Дольчино - [36]

— А что, если германцы отобьют их? — с тревогой сказал прильнувший к двери пленник.

— Часовые ушли. Надо попробовать вырваться отсюда!

Стрелки сообща принялись выламывать дверь. Но запор не поддавался.

— Подождите, — остановил товарищей безрукий. — Мне с капитаном не раз приходилось уходить из монастырских клетей. У них слабое место — крыша. Ты, Витторе, полегче других. Стань на плечи к Оддоне и постарайся раздвинуть доски под черепицей.

Пленники последовали совету, и через несколько минут над их головой показался кусок звёздного неба. Помогая друг другу, все четверо выбрались на крышу.

— Да тут настоящее сражение! — озираясь, воскликнул приземистый крепыш Витторе. — Бой идёт по всему лагерю… Что с тобой, Марчеллино, ты не держишься на ногах?

— От потери крови… голова кружится, — прижимая к груди перетянутый ремнём обрубок руки, простонал раненый. — Бросьте меня… Спасайтесь сами.

— Ну нет, провалиться на месте, — заявил рослый бородач Аттилио. — Мы не оставим тебя!

— Вместе попали в беду — вместе выпутываться, — подтвердил Оддоне, подхватывая раненого.

— Гляди, братцы, — хмуро заметил Витторе, — немчура теснит наших. Швейцарцы построились в три ряда — ежом, теперь через их пики и мышь не проскочит.

— Эх, нет арбалетов, — сокрушённо тряхнул головой Аттилио. — С голыми руками не прорваться.

— Сюда бы Амброджо с его палицей, — прошептал Оддоне. — С капитаном мы бы не пропали!

— Сила тут не поможет, — сдерживая стон, проговорил Марчеллино. — Проберитесь к конюшне, подпалите сено… испуганные кони проложат путь лучше любой палицы.

Пленники с уважением посмотрели на старого воина.

— Блестящая мысль!

— Мы передавим тирольцев, как жаб на дороге!

Стрелки спустились вниз и кинулись к конюшне. План Марчеллино удался. Как только пламя охватило разбросанное по стойлам сено, лошади пришли в неистовство. Ломая перегородки, они понеслись к выходу. Аттилио и Оддоне, открывшие ворота, едва успели отскочить в сторону, чтобы не попасть под ноги обезумевших животных.

В темноте, где ещё шла стычка между ополченцами и рейтарами, поднялась настоящая буря. Ржание, стоны, проклятья потрясли ночь. Пронзительные вопли долго не смолкали в воздухе. Суеверный ужас объял стан католиков.

Тем временем Витторе, Аттилио и Оддоне, подхватив Марчеллино, поспешили подальше от пылавших конюшен. Вскоре они наткнулись на своих. Суматоха и пожар в расположении тирольцев привлекли туда отступивших от храма стрелков. В поисках лёгкой поживы солдаты во главе с капитаном деловито обшаривали рыцарские палатки.

Встреча вызвала бурную радость. Не обращая внимания на бушующее вокруг сражение, воины гурьбой обступили недавних пленников.

— Слава мадонне! Они целы!

— Недаром заварили кашу!

— Как же вам удалось вырваться?

— Отчего разбежались немцы?

Вопросы сыпались со всех сторон. Четверо беглецов еле успевали отвечать. Когда стали известны подробности побега, все принялись восхвалять находчивость Марчеллино.

Откуда-то, размахивая оружием, прибежали несколько стрелков.

— Скорей, капитан, не то упустим добычу. Барон и швейцарские рыцари прорываются к лесу.

— Как, негодяи хотят оставить нас с носом? Дьявол их побери! Мы не из тех, кого можно грабить в тёмную ночь!

Подняв над головой палицу, Амброджо Саломоне бросился вперёд, увлекая других. На месте толпы остался один безрукий Марчеллино. Покинутый всеми, старый воин с трудом доплёлся до ближайшей повозки и растянулся под ней, предоставив судьбе решать его участь.

Когда небо на востоке порозовело и густые тени сменились неярким светом утра, бой, продолжавшийся уже несколько часов, стал стихать. Всё поле вокруг монастыря, пестревшее накануне шатрами и палатками, было усеяно убитыми и ранеными.

От грозного многолюдного войска крестоносцев уцелели лишь сотни три верчельцев, отчаянно защищавшихся у храма под руководством Коккарелло. Старый кондотьер мужественно сражался, подбадривая павших духом бойцов:

— Держись, Верчелли, держись! Принимай еретиков на пики! Клянусь головой Крестителя, эти воры смелы лишь ночью. С рассветом мы разгоним их, как стадо!

Внутри церкви, перед образом мадонны, на коленях громко молились бенедиктинцы. Нестройный хор сливался с грохотом боя, доносившимся через разбитые окна, и заглушал стоны раненых, лежащих тут же, у алтаря.

Пламя свечей бросало по стенам слабые отблески. Бледные лица то озарялись, то снова погружались в полумрак. В дверях то и дело появлялись солдаты, приносившие на руках умирающих. Монахи не успевали их соборовать.

В маленькой полутёмной ризнице среди разбросанной церковной утвари беспомощно метался отец Фаустино. Он сновал из угла в угол, заламывал руки, в отчаянии хватался за виски. Неожиданно перед приором появились два рыцаря, с головы до пят забрызганные грязью и кровью. Не многие смогли бы узнать в них кутил, пировавших накануне в компании с Амброджо Саломоне.

Устало вытирая катившийся со лба пот, они вошли в ризницу и захлопнули за собой дверь.

— Не найдётся ли здесь чем причаститься перед дальней дорогой? — обратился к священнику один из воинов.

— Грех оставлять отступникам божью кровь! — присоединился другой. — Лучше мы ещё раз сполоснём горло, чтобы спеть погромче «Confiteor»!