Долбящий клавиши - [55]

Раньше мы считали некоторые группы хорошими только потому, что они умели шокировать людей. Так было с Laibach[36]. Когда мы услышали их, то сразу пришли в полный восторг. Тогда мы живо представили себе, как было бы, если бы эту музыку могли исполнять и другие. Мы торжествующе ездили повсюду с их кассетой, но уже после двух песен даже нашей группе это начинало действовать на нервы. Зато этот грохот не нравился нашим родителям.

Мы все время были в поисках новой музыки. Некоторые из наших друзей регулярно слушали радиопередачи Джона Пила[37] и записывали фрагменты или целые передачи на кассеты. Когда мы наведывались к ним, то в тишине слушали кассеты и потом долго вели разговоры о музыке. Если кто-то получал с Запада новую пластинку, он сообщал об этом всем, и мы встречались у него дома. Тогда торжественно проигрывалась вся пластинка. Все мы сидели молча и напряженно слушали. Ни одна деталь не ускользала от нашего внимания. Если бы музыканты знали, как высоко мы их оцениваем и насколько серьезно воспринимаем, они, несомненно, были бы очень рады. Это было похоже на дегустацию какого-нибудь поразительного блюда.

Потом я скромно пытался приносить кассеты, записанные лично мной. Однако мы все же стремились к настоящей музыке. Так, мы увлеченно слушали пластинки Caspar Brötzmann Massaker и благостно стонали под его аккорды. Мы слушали Fehlfarben, The Cult, Sisters of Mercy, The Cure, Interzone, а с одним из друзей, у которого был особый вкус, мы ставили записи Coil, Front 242, Der Plan, Butthole Surfers, Nitzer Ebb, того же Laibach и Borghesia. Когда у него появился новый альбом Suicide, мы, не принимая во внимание соседей, повернули ручку усилителя на полную громкость и на воображаемых гитарах дважды проиграли всю пластинку как бешеные.

Позже, когда однажды меня пригласили на концерт в Дрезден, со мной не было группы, я перезаписал эту пластинку на кассету на цифровом магнитофоне, чтобы петь под эту запись. Еще я взял с собой своего чилийского друга и одного музыканта. Пока мы на автомобиле ехали в Дрезден, я репетировал пение. Я надеялся, что никто не распознает, что это пластинка. Когда наш концерт начался, я заметил, что во время перезаписи сделал что-то не так. Я неправильно выбрал частоту, и теперь из акустических колонок раздавался лишь адский грохот. Музыка была перезаписана через оцифровку, и при обратном преобразовании ее структура исказилась.

Несмотря на все, я верил, что это нисколько не заметно, и вопил в микрофон. После выступления все были под глубоким впечатлением. Техник сказал мне, что еще ни одну группу он не микшировал так плохо. Никто не догадался, что наша музыка на самом деле была пластинкой группы Suicide, и я сам был удивлен даже больше, чем зрители.

Потом мы слушали музыку Metallica, The Prodigy, Ministry и Pantera. Теперь уже до нас дошло, что мы реально отстали. Все современные группы были намного лучше, чем мы.

Впрочем, в те времена в Германии музыкальный пейзаж выглядел довольно печально. Существовали некоторые группы, которые пели по-английски и ориентировались на Red Hot Chili Peppers. Удо Линденберг и Die Ärzte были мимолетными и быстро отошли. Оставались еще Westernhagen, Grönemeyer, Клаус Лаге, Петер Мафай и Die Toten Hosen. Распались почти все восточногерманские группы, которые мы знали. В связи с этим многие музыканты уже не знали, что делать.

Таким образом, на репетициях снова и снова встречались разные комбинации людей, пытавшихся создать друг с другом что-то новое. С одной из таких групп играл наш барабанщик. Он никогда не чувствовал себя по-настоящему комфортно с Feeling B, потому что ощущал себя всегда как будто гостем, он вел себя не как полноценный участник группы. А еще его не удовлетворяла наша музыка. Он хотел играть в такой группе, где музыка воспринималась бы более серьезно, чем в Feeling B, ведь в ней на самом деле создание музыки было больше похоже на тусовку.

По крайней мере, в этой новой группе никто не пытался быть смешным. Напротив, их музыка была жуткая, энергичная и зловещая. Услышав их, можно было почувствовать настоящий страх. Такой, будто находишься на пороге неконтролируемой вспышки насилия. Эта группа и в жизни обладала таким безумием, что басист для того, чтобы продолжить играть там, даже отказался от работы в другой преуспевающей группе, уже находившейся на пике успеха. Однажды наш гитарист отправился на их репетицию и сразу же решил там остаться. Барабанщика вначале все это не так увлекало, ведь он специально искал группу, как можно более далекую от Feeling B. Складывалось так, что не все члены этой новой группы были согласны принять в коллектив меня, но я вновь воспользовался тем, что в то время, за исключением меня, просто не было свободных клавишников. А клавишные у них должны были быть обязательно, чтобы звук получался более механическим.

Когда они спросили, хочу ли я играть вместе с ними, сначала я не мог определиться, потому что все еще принимал участие в Feeling B. Но, когда я попал на их репетицию, все обернулось совсем по-другому. Музыка в буквальном смысле была невыносимо громкой и жесткой. Это вообще не имело ничего общего с Feeling B. Правда, я испытывал небольшой страх перед тремя мужчинами, потому что еще не так хорошо был знаком с ними, но в то же время был ослеплен манерой их игры. В этой группе на самом деле создавалась серьезная музыка. Но это происходило без напряжения. В Feeling B мы всегда пытались играть очень быстро и очень безумно, но в большинстве случаев получалось наоборот. Теперь же мы играли медленно, но с реальной мощью.