Доктор Смерть - [10]

— Логвинов вчера упал с мотоцикла, — доложил один из студентов, едва Кирилл вошел в свой кабинет, точнее — в учебную комнату, которая по совместительству служила ему кабинетом, поскольку ассистентам отдельных хором не полагалось. — Получил закрытый перелом лучевой и локтевой костей, правых, в травмпункте гипс наложили. Но он сегодня придет…

— Зачем? — удивился Кирилл. — С нерабочей правой рукой на занятиях делать нечего. Да и не стоит проявлять лишнюю активность, пока кости срастаться не начали. Мало ли что.

— Его из травмпункта к хирургу направили, потому что он животом о дорожное ограждение приложился, — пояснил другой студент, живший с Логвиновым в одной комнате общежития. — Но поскольку был уже второй час ночи, а живот практически не беспокоил, он решил отложить консультацию до утра.

— Такие вещи не откладывают, — строго заметил Кирилл. — Странно, что вы этого не понимаете, коллеги.

Логвинов появился к концу занятия.

— Вошел в поворот, а там — песок, — рассказал он. — Стройка рядом, видимо какая-то машина просыпала. Конь — в одну сторону, я — в другую. Хорошо, что животом о железку приложился, а не головой.

Согласно традиции, медиков для обучающих демонстраций стараются не использовать, но случай был хорошим — тупая травма живота полусуточной давности. Грех упускать, да и у Логвинова возражений не было.

— Каждый осматривает пациента, а затем пишет на листочке диагноз и тактику! — распорядился Кирилл. — Листочки сдаете мне. Коллективный разум лучше не включать, думайте самостоятельно.

Студенты не обрадовали — все, как один, порекомендовали наблюдение в поликлинике по месту жительства. Состояние стабильное, давление и пульс в норме, живот мягкий, участвует в акте дыхания, при пальпации отмечается небольшая болезненность в околопупочной области — что, мол, тут еще можно порекомендовать?

— Без ультразвука таких пациентов отпускать нельзя! — сказал Кирилл, несколько смягчив то, что хотелось сказать на самом деле. — Надо убедиться, что органы брюшной полости не повреждены и что в ней нет свободной жидкости. На мягкий живот особо уповать не стоит, поскольку с момента травмы прошло около пятнадцати часов. А боль — вообще очень ненадежный симптом, поскольку болевой порог у всех разный. Так что давайте подкрепим субъективное объективным, а потом решим, что нам делать.

Узист провозился с Логвиновым добрых полчаса, давая по ходу дела пояснения для набившихся в его кабинет студентов, но никакой патологии в брюшной полости не нашел. Заодно и забрюшинное пространство осмотрел, но и там все было в порядке.

— Вот теперь мы можем написать, что на момент осмотра данных за острую хирургическую патологию не выявлено, — Кирилл ободряюще подмигнул Логвинову, — и передать нашего пациента в добрые руки травматолога. Но, если что, Георгий, то я всегда к вашим услугам.

Дело было в пятницу, кстати говоря — тринадцатого числа. В понедельник к Кириллу пришла новая группа, поэтому печальную новость он узнал только во время послеобеденного чаепития. Новость оказалась шокирующей, и это еще мягко сказано — Логвинов умер в общежитии. В субботу боли в животе усилились, но Логвинов (пятикурсник, мать его за ногу!) предпочел решить проблему при помощи коктейлей из обезболивающих препаратов, которые кололи ему соседи по комнате, тоже, между прочим, пятикурсники. Почему кололи? Да потому что таблетки кетонала, которые Логвинов начал принимать еще до обращения в травмпункт, уже не помогали. В воскресенье утром самый умный, а, если точнее — не самый тупой из соседей, предложил вызвать «скорую», но Логвинов ответил, что ему уже лучше и попросил принести холодного пивка. Соседи отправились за пивом вдвоем и отсутствовали около часа, а когда они вернулись, Логвинов уже был мертв. Вскрытие установило, что он умер от прогрессирующей полиорганной недостаточности, возникшей вследствие тупой травмы живота с разрывом тонкой кишки, осложненным развитием перитонита.

Родители, потерявшие единственного сына, жаждали возмездия, а крайним оказался ассистент кафедры госпитальной хирургии Ярославской государственной медицинской академии Кирилл Мартынович Барканский, который написал в своем заключении, что данных за острую хирургическую патологию нет. Соседи Логвинова по комнате, два олуха царя небесного, сообщили следователю, что их покойный однокашник просил колоть ему обезболивающие уколы, поскольку безоговорочно доверял мнению своего преподавателя. А раз ничего острого хирургического нет, то почему бы не снять боль, которая мешает заснуть?

— Да я и предположить не мог, что студент пятого курса — без пяти минут врач! — может жрать анальгетики при травме живота! — объяснял следователю Кирилл. — Это же азы медицины, основы основ, которые вдалбливаются в голову на третьем курсе! И то, что он будет глушить нарастающую боль анальгетиками, я тоже предположить не мог. Пятый курс — это же почти врачи!

— Но вы же не спросили его, принимал он обезболивающее или нет, — занудствовал следователь Ветошкин, лысый сухарь предпенсионного возраста. — Ведь не спросили же? А должны были спросить! Разве не так?