Доктор Сакс - [50]

Шрифт
Интервал

[104], подсыпать перцу). Вообще-то Нин и я уже проголодались, вспомнив все наши долгие походы в Королевский, глядя на содовые, гуляя, видя, как женщины покупают колбасу, масло и яйца в бакалеях. «Boy mue j'aimera ben vite, tu-suite, — говорит Нин, потирая себе платье на животе (Ух, я бы вот очень хотела и поскорее —) — ип bon ragout d'boullette, ben chaud (хорошего рагу с тефтелями, очень горячего) dans топ assiette, j prend та fourchette pis je’ll mash ensemble (себе на тарелку, я возьму вилку и все перемешаю), les boules de viande molle, les patates, les carottes, le bon ju gras, après ca j'ma bien du beur sur mon pain pis un gros vert de la —» (тефтели из мягкого мяса, картошку, морковку, густой жирный соус, а потом намажу хлеб маслом побольше и большой стакан молока —)

«Pour dessert, — вставляю я, — on arra ипе grosse tates chaude des cerises avec d’la whipcream —» (На десерт у нас будет большой горячий вишневый пирог со взбитыми сливками) —

«Lendemain matin pour dejeuner on arra des belles grosses crêpes avec du syro de rave, et des soucises bien cui assi dans l'assiette chaude avec un beau gros vert de la —» (Завтра утром на завтрак у нас будут хорошие большие crêpes[105] с кленовым сиропом и сосиски, хорошо прожаренные, чтоб лежали на тарелке горячие с большим красивым стаканом молока —)

«Du la chocolat!» (Шоколадного молока!)

«Non non non non, s pas bon ca — du la blanc — Boy sa waite bon». (Нет нет нет нет, так не годится — белого молока — Ох как же это будет хорошо.)

«Le suppers de се jour la, cosse qu'on vas avoir?» (А на ужин в тот день — что у нас будет?)

«Sh е ра —» (Ненаю) — она уже отвлеклась на другое, смотрит, как женщины завешивают все проходы бельем в громадных сияющих переулках знаменитой Му-ди-стрит —

«Мог j'veu un gros palt de corton — (А я хочу большую миску кортона) (мясного паштета[106]) — des bines chaudes, comme assoir, Samedi soir — un pot de bines, du bon pain fra de Belgium, ben du beur sur mon pain, du lards dans mes bines, brun, ainque un peu chaud — et avec toutes ca du bon jambon chaud qui tombe en morceau quand tu та ta fourchette dedans — pour dessert je veu un beau gros cakes chaud a Maman avec des peach et du ju de la can et d le whip-cream — ca, ou bien le favorite a Papa, whip cream avec date pie». (— И горячей фасоли, как сегодня вечером, в субботу — кастрюлька фасоли, хороший свежий бельгийский хлеб, на хлеб много масла, а в фасоль сала, коричневого, чуть-чуть горячего — и со всем этим хорошую горячую ветчину, которая распадается, когда вилкой тыкаешь — на десерт я хочу красивый большой пирог, Мамин, с персиками и соком из банки, а еще со взбитыми сливками — или его, или Папин любимый, пирог с фигами и взбитыми сливками.)

Так мы неслись дальше и пришли к мосту… о Потопе мы почти забыли —

2

Громадный отстиранный полдень сияет на речной день. Большие отметины показывают, насколько поднималась река. Леса в галечном берегу все побурели от грязи. Дует холодный высокий ветер, вывеска на конце моста, на Потакете, скрипит и ежится. Хлесткие голубые небеса омывают вид земли. В Роузмонте вдалеке видны громадные пруты отчаяния, в которых по-прежнему отражаются облака… некоторые в шесть кварталов длиной. Весь Лоуэлл поет под нашим взором, а мы танцуем по мосту. Потоп закончился.

Я гляжу и вижу в сторону Замка на Змеином Холме, и вижу гномическую старую фигуру, заскорузлую в своем кусе на резком желанном холме вдалеке. Пылкие небеса сияют на ее корузлах.

3

Замок по-настоящему опустел — там никто не живет — старая вывеска поникла в переросшей траве у парадных ворот — после Эмилии и ее приятелей в 20-х мы, считай, и не видали ни признака машины, ни гостя или возможного покупателя — Это куча мусора. Старый Воаз выжидал в вестибюле с паутиной и дымом костра — единственный насельник Замка, которого можно увидеть смертным глазом. Детишки, сачковавшие там, да случайные гуляки среди плесневелых погребических руин внутри и не понимали, что Замок Совершенно обитаем — В Реальности темной пыли спали Вампиры, работали гномы, черные жрецы молились своими Литаниями вероломной Сырости, служители и Визитеры Стукача ничего не говорили, но просто ждали, а работники подземной местной грязи постоянно разгружали под низом грузовики голыми плечами — Забредая на земли Замка, я всегда ощущал вибрацию, эту тайну внизу — Это потому, что место располагалось неподалеку от холма, где я родился, на Люпин-роуд… Я знал ту землю, о которой думал и по которой ступал. В тот солнечный день я навестил Замок, пнул разбитое стекло в боковом подвальном окне, а потом удалился в постель травы под дикой яблоней у нижней ограды — оттуда, где я лежал, можно было видеть, я мог видеть царственный склон Замковых лужаек с их намеками на прошлогодние октябрьские листики с пятнами румянца (О великие деревья Версальского замка душ наших! О облака, что плывут под парусом по нашим Бессмертностям! — что рвут нас к Ву-уму, за подоконником и массивным окном, О свежая краска и мраморные шарики в Грезе!) — нежная, изящная трава, сплетенье волнуется в сонном дне, королевский скат и склон земной Змеиного Холма, а потом чувственно краем глаза — все крыло и угол, и фасад Замка — широкого, благородного баронского дома души. То был день такого блаженства, что земля дрогнула — на самом деле шевельнулась, и вскоре я понял почему — под скалой был Сатана и суглинничал там голодно, чтобы пожрать меня, голодный, чтобы вльстить меня сквозь вратные свои зубья в Ад — Я валялся на спине и невинно в своей мальчишеской босоногости пел «У меня носишко есть, у тебя носишко есть —» Никто, проходя по дороге за стеной, не спросил, что это я там делаю, маленький мальчик — никаких грузовиков с краской, никаких мамаш с детьми — Я расслаблялся среди своего дня во дворе обыденного старого Замка из моей игры.


Еще от автора Джек Керуак
В дороге

Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.


Бродяги Дхармы

"Бродяги Дхармы" – праздник глухих уголков, буддизма и сан-францисского поэтического возрождения, этап истории духовных поисков поколения, верившего в доброту и смирение, мудрость и экстаз.


Сатори в Париже

После «Биг Сура» Керуак возвращается в Нью-Йорк. Растет количество выпитого, а депрессия продолжает набирать свои обороты. В 1965 Керуак летит в Париж, чтобы разузнать что-нибудь о своих предках. В результате этой поездки был написан роман «Сатори в Париже». Здесь уже нет ни разбитого поколения, ни революционных идей, а только скитания одинокого человека, слабо надеющегося обрести свое сатори.Сатори (яп.) - в медитативной практике дзен — внутреннее персональное переживание опыта постижения истинной природы (человека) через достижение «состояния одной мысли».


Одинокий странник

Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру. Единственный в его литературном наследии сборник малой прозы «Одинокий странник» был выпущен после феноменального успеха романа «В дороге», объявленного манифестом поколения, и содержит путевые заметки, изложенные неподражаемым керуаковским стилем.


На дороге

Роман «На дороге», принесший автору всемирную славу. Внешне простая история путешествий повествователя Сала Парадайза (прототипом которого послужил сам писатель) и его друга Дина Мориарти по американским и мексиканским трассам стала культовой книгой и жизненной моделью для нескольких поколений. Критики сравнивали роман Керуака с Библией и поэмами Гомера. До сих пор «На дороге» неизменно входит во все списки важнейших произведений англоязычных авторов ХХ века.


Ангелы Опустошения

«Ангелы Опустошения» занимают особое место в творчестве выдающегося американского писателя Джека Керуака. Сюжетно продолжая самые знаменитые произведения писателя, «В дороге» и «Бродяги Дхармы», этот роман вместе с тем отражает переход от духа анархического бунтарства к разочарованию в прежних идеалах и поиску новых; стремление к Дороге сменяется желанием стабильности, постоянные путешествия в компании друзей-битников оканчиваются возвращением к домашнему очагу. Роман, таким образом, стал своего рода границей между ранним и поздним периодами творчества Керуака.


Рекомендуем почитать
Тайный голос

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ответ на письмо Хельги

Бьяртни Гистласон, смотритель общины и хозяин одной из лучших исландских ферм, долгое время хранил письмо от своей возлюбленной Хельги, с которой его связывала запретная и страстная любовь. Он не откликнулся на ее зов и не смог последовать за ней в город и новую жизнь, и годы спустя решается наконец объяснить, почему, и пишет ответ на письмо Хельги. Исповедь Бьяртни полна любви к родному краю, животным на ферме, полной жизни и цветения Хельге, а также тоски по ее физическому присутствию и той возможной жизни, от которой он был вынужден отказаться. Тесно связанный с историческими преданиями и героическими сказаниями Исландии, роман Бергсвейна Биргиссона воспевает традиции, любовь к земле, предкам и женщине.


Спецпохороны в полночь: Записки "печальных дел мастера"

Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.


Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.