Доктор Лерн, полубог - [42]

— Он хочет усыпить мою бдительность, — подумал я, — он ласков со мной. Удвоим внимание…

— Слушайся меня, — продолжил он медоточивым голосом, — и будь мне союзником без условий. При твоей сообразительности, ты сам должен был бы понять оттенок моей мысли. Если я не ошибаюсь, день, в который я смогу посвятить тебя во все, уже недалек. Ты сам увидишь своими глазами то великое прекрасное дело, о котором я мечтаю и в котором я уделю тебе место…

А в ожидании этого, раз ты уже посвящен в историю с Мак-Беллем, — ну, вот тебе доказательство доверия, которого ты требуешь, пойдем со мной навестить его; мы сообща решим, достаточно ли он окреп для того, чтобы его можно было повезти по железной дороге и по морю.

Поколебавшись немного, я последовал за ним в желтую комнату.

Сумасшедший, увидев его, выгнул спину и, ворча, отступил в угол с боязливым видом и злым взглядом. Лерн подтолкнул меня вперед. Я задрожал от боязни, что он меня здесь запрет.

— Возьми его за руки. Вытащи его на середину комнаты.

Донифан не сопротивлялся. Доктор исследовал его со всех сторон, но я заметил, что больше всего он интересовался рубцом. По моему глубокому убеждению, он проделал все остальное исследование больного только для того, чтобы ввести меня в заблуждение.

Какой рубец! Точно разрезанный пополам венец, наполовину скрытый под отросшими волосами. Каким падением, каким ударом и об какой пол можно произвести такое поранение?..

— Превосходное состояние здоровья, — произнес наконец дядюшка. — Видишь ли, Николай, в начале заболевания он впадал в бешенство и ссадил себе тело… гм… везде. Через пару недель не останется и следа от этого. Его уже можно увезти домой.

Консультация была закончена.

— Не правда ли, Николай, и ты находишь правильным, чтобы я избавился от него как можно скорее? Скажи мне свое мнение: я придаю ему известное значение.

Я присоединился к его мнению, но такая чрезмерная любезность заставила меня быть все время настороже. Лерн вздохнул.

— Ты прав. Свет ведь так жесток. Я сейчас же напишу. Не будешь ли ты так любезен отвезти мое письмо в Грей на почту? Оно будет готово через десять минут.

Я вздохнул свободнее. Все время, вернувшись в замок, я спрашивал сам себя, выпустят ли меня оттуда, и посейчас меня часто терзают кошмары, перенося на крыльях сна в комнату сумасшедшего и заключая в нее. Нет, решительно, людоед становится благосклоннее и добрее. Располагая моей свободой, имея возможность запереть меня, он сам, по доброй воле, посылает меня за пределы замка на свободу с поручением, так что от меня зависело окончить это бегством! Имело ли смысл воспользоваться разрешением, данным так охотно? Ну, это уж дудки! Я не воспользуюсь им!

Пока Лерн составлял свое послание к родителям Мак-Белля, я пошел побродить по парку.

И мне пришлось натолкнуться на чрезвычайно странный инцидент; по крайней мере, на меня он тогда произвел именно такое впечатление.

Судьба, как уже не раз можно было заметить, беспощадно издевалась надо мной, играя как мячиком, бросая меня то в сторону спокойствия, то доводя до пароксизма волнения. На этот раз она воспользовалась самым пустячным предлогом, чтобы снова перевернуть в моей душе все вверх дном. Будь я совершенно спокоен, я не стал бы наделять таинственными свойствами то, что, может быть, было просто причудой природы; но в воздухе носилось поветрие чудес: они мне грезились повсюду, а кроме того, я никак не мог выбить из головы фразу Лерна, что с о д н я м о е г о п р и е з д а н а с в о б о д е н а х о д и л и с ь в е щ и, к о т ор ы м т а м б ы л о н е м е с т о.

К тому же, то, что я увидел на этот раз в парке — я настаиваю, что это не поразило бы первого встречного в такой степени, как меня, — показалось мне заполняющим тот пропуск в работах Лерна, который я заметил: это как бы замыкало круг его исследований и опытов. Это было очень неясно. Конечно, благодаря этим несвязным данным, у меня на минуту мелькнула мысль о возможности разрешения всех мучивших меня сомнений, но объяснение это было бы ужасно, если бы оно оказалось правильным; да и мысли мои были слишком беспорядочны и нелепы, а главное, недостаточно определенны, чтобы вывести точное заключение. А все же, в течение одной секунды, впечатление было потрясающей силы, и хотя я и пожимал плечами, вспоминая о нем после вызвавшей его сцены, тем не менее я должен сознаться, что во время нее оно довело меня чуть не до агонии. Я восстанавливаю ее.

Решив употребить имевшиеся в моем распоряжении десять минут на то, чтобы отыскать старый башмак, я направился по аллее, трава которой уже блестела от вечерней росы. Предвестник ночи — вечер уже покрывал своею тенью аллеи. Чириканье воробьев слышалось все реже и реже. Кажется, было около половины седьмого. Где-то проревел бык. Проходя мимо пастбища, я насчитал всего четверых животных: недоставало Пасифаи — пегой коровы. Впрочем, это не представляло никакого интереса.

Я решительно пробирался вперед, как вдруг меня заставил остановиться какой-то шум — слышались какие-то выкрики, свист, писк.

Заколыхалась трава.

Я потихоньку, вытянув шею, направился к тому месту, откуда доносились звуки.