Доктор Х и его дети - [57]

— То, не знаю что.

Скользкий, талый комок снега, похожий на большой оплывший пельмень, чуть не выскользнул из рук, когда опускался в ее ладонь.

— Лягушка?

— Вот еще, — фыркнул подоспевший на помощь Фашист. — Настоящий снег!

Элата ойкнула и открыла глаза.

— Откуда?

Существо мотнул головой в сторону окна и произнес что-то нечленораздельное. Она подошла к окну и приоткрыла штору ровно настолько, чтобы просунуть голову. Штора поглотила ее вместе с кудряшками, а Существо с Фашистом мялись позади, будто помощники невидимого факира. Спина ее вдруг затряслась, а острые лопатки, перетянутые паутиной бретелек открытого на спине платья, поднялись домиком.

Вынырнув обратно, Элата протянула:

— Нууу, дуракиии!

Фашист тоже выглянул в окно. В освещенном квадрате, как в лучах рампы, стоял снеговик с красным ведром на голове. Точнее не снеговик, а снежная баба: из-под ведра свисала тщательно расправленная на обе стороны желтая тряпка.

* * *

«Никогда не меняйся своим дежурством!» — конечно, он знал эту заповедь, непреложную, как и всё, о чем предупреждает Минздрав, но нарушаемую столько раз, что само ее неисполнение стало заповедью.

По негласному больничному суеверию дежурить следовало по своему графику. Попросишь коллегу подмениться — и не присядешь в чужую смену ни на секунду, тогда как сговорчивый товарищ будет скучать в твое дежурство все сутки напролет.

Христофоров поменялся на этот день, а потому с грустью вспоминал о суевериях. Он сидел над подписанной Славычем бумагой, подперев щеку левой рукой. Правая не спеша водила по листу ручкой. Гербовая печать уже превратилась в колобка, готового дать сдачи обидчикам с помощью длинных ручек или убежать прочь на тоненьких ножках. Подумав, он пририсовал ножкам ботинки и уже хотел приступить к извилистой тропинке, чтобы указать колобку путь между стройных рядов печатных строчек.

— Чепе! — без стука ворвалась в кабинет Анна Аркадьевна. — Побег! Пока вы тут со своими ботинками меня гоняете!..

— Какой побег? — вскочил с кресла Христофоров.

— Массовый! — выдохнула она.

Ступеньки лестницы уплывали под ногами, как будто он бежал по эскалатору, чего никогда в жизни не делал, будучи принципиальным противником всякой спешки. Голова кружилась. Он знал, что это только кажется, каменные ступени не могут прийти в движение, но все же боялся упасть и хватался за перила, но и они уезжали вниз, как поручни в метро.

Стены качались и расплывались, а он старался удержаться на ногах и одновременно прогнать дежа вю: точно так же ехала под ним постель прошлой ночью.

Тогда он проснулся от совершенно реального ощущения присутствия чужого. Этот чужой стоял за его спиной молчаливой черной глыбой. Христофоров хотел оглянуться, но какая-то сила приковала его к дивану так, что он не смог и пальцем пошевелить.

«Не дождетесь», — хотел прохрипеть он привычное, но неожиданно стал легким, как мотылек, и слегка приподнялся над своим телом, по-прежнему боясь повернуть ставшей невесомой голову, хотя мешал теперь только страх.

Парить над собственным телом было приятно и как будто не внове: он вспомнил полузабытые детские сны, в которых запросто переходил с шага на взлет, стоило только поджать ноги. Правда, тогда он летал в своем теле, но так же непринужденно и невысоко, а когда просыпался, тосковал от невозможности повторить такой простой и естественный трюк в реальности.

На этот раз парение оказалось недолгим. Едва поднявшись и осознав свой новый физический статус, он тут же шмякнулся обратно — в себя, на вращающуюся постель, которая будто хотела уехать из-под него — невесомого, но не успела и была вынуждена угомониться под ним — вернувшимся. Когда постель остановилась, чужой позади исчез. Христофоров почувствовал это спиной и даже не стал оборачиваться.

Чужой приходил его проведать — и ушел. Наверное, у него было много дел и адресов тех, кого стоит проведать.

На первом этаже Христофоров отстал от Анны Аркадьевны, но безошибочно повернул к залу.

Ему навстречу выбежал халат Деда Мороза с совершенно неновогодней, обыденной головой отца Варсонофия.

— Туда! — указующим перстом развернул он погоню к вестибюлю центрального входа.

Пробегая мимо будки охранника, Христофоров с ужасом ожидал увидеть привязанного к стулу старичка с кляпом во рту, хотя такие побеги видел только в кино. Но охранник вскочил со стула и, не понимая со сна, что происходит, ринулся за ними, потом опомнился и бегом вернулся на пост: в случае ЧП ему надлежало охранять больницу и всех сумасшедших, а не бегать по улице за спятившими докторами.

— Через окно в мужской уборной ушли, — на ходу крикнул отец Варсонофий, по военному взявший на себя руководство операцией по поимке беглецов.

— Как? — жалобно пропыхтел Христофоров, уже задыхаясь, но стараясь не отставать.

— Не уследили! Они по одному выходили! И бабы тоже! — докладывал Варсонофий. — Смотрим, а их все меньше. Я в гальюн — окно нараспашку!

— Мы в зале караулили! — рапортовала Анна Аркадьевна откуда-то сбоку.

— К воротам и по периметру территории! — скомандовал Варсонофий и немногочисленный отряд в развевающихся белых халатах распался на две неравные части: желающих бежать напрямик к воротам оказалось больше.