Доктор Глас - [4]
Как поется в песне.
Так-так, фру Грегориус. Вот, оказывается, что у вас ко мне за дело. Несколько необычное, это верно. На сей раз она пришла поздно. Время приема уже окончилось, из всех пациентов она осталась одна.
Она вошла ко мне, очень бледная, поздоровалась и осталась стоять посредине комнаты. Я указал ей на стул, но она не тронулась с места.
— Я сказала вам в тот раз неправду, — вымолвила она. — Я не больна: я совершенно здорова. Я совсем о другом хотела с вами поговорить, да только струсила в тот раз.
Внизу по мостовой грохотала пивная бочка, я подошел и затворил окно, и в наступившей вдруг тишине я услыхал, как она сказала, голосом тихим и твердым, но с легкой дрожью, точно сдерживала слезы:
— Я стала испытывать ужасное отвращение к своему мужу.
Я стоял спиной к кафельной печке. Я наклонил голову в знак того, что слушаю.
— Не как к человеку, — продолжала она. — Он всегда был добр ко мне; никогда он мне слова худого не сказал. Но он сделался мне ужасно, ужасно неприятен.
Она с усилием перевела дух.
— Я не знаю, как бы это выразить, — сказала она. — У меня к вам совершенно необычная просьба. И может статься, это вообще противно вашим взглядам. Я ведь не знаю, как вы смотрите на подобные вещи. Но в вас есть что-то, что внушает мне доверие, и я не знаю никого другого, кому могла бы довериться в теперешнем моем положении, никого другого в целом мире, кто сумел бы помочь мне. Вы не могли бы поговорить с моим мужем? Не могли бы скапать ему, что я нездорова, что у меня какое-нибудь женское недомогание и что ему следует отказаться от своих супружеских прав, хотя бы на время?
Супружеские права. Права. Я провел рукой по лбу. У меня темнеет в глазах, когда я слышу это слово, употребляемое в таком смысле. Боже ты милостивый, надо же додуматься, и здесь не могли обойтись без прав и обязанностей! Я ни минуты не сомневался, что в данном случае должен помочь, если сумею. Но я не сразу нашелся с ответом, мне не хотелось ее прерывать. Не исключаю так же, что в мое к ней сочувствие подметалась и доля самого тривиального любопытства.
— Простите, фру Грегориус, — сказал я, — а как давно вы замужем?
— Шесть лет.
— И то, что вы называете супружескими правами, это всегда было вам столь же неприятно, как теперь?
Она слегка покраснела.
— Да, это всегда было неприятно, — сказала она. — Но теперь, в последнее время, это сделалось просто невыносимо. Я больше не выдержу, я не знаю, что со мною станется, если и вперед так будет.
— Однако, — заметил я, — пастор ведь далеко не молод. Меня удивляет, как мужчина в его возрасте может причинять вам столько неприятностей. Сколько ему, собственно говоря, лет?
— Ему пятьдесят шесть, по-моему, — или нет, кажется, пятьдесят семь. Он выглядит старше своих лет.
— А скажите, фру Грегориус, сами вы никогда не пробовали объясниться с ним? Растолковать ему, как это мучительно дли вас, и добром попросить его пощадить ваши чувства?
— Я однажды его просила. Так он взялся меня усовещивать. Он сказал, что воля господня нам неведома, и что, возможно, господь все же хочет послать нам дитя, и что поэтому было бы большим грехом уклоняться от угодного господу и перестать делать то, без чего не может появиться на свет наше дитя… Быть может, он и прав. Да только мне невмоготу.
Я не смог скрыть улыбку. Каков старый мошенник!
Она заметила мою улыбку и, должно быть, истолковала ее по-своему. Мгновение она стояла молча, точно раздумывая; потом снова заговорила, тихо и прерывисто. И алая краска все гуще заливала ее лицо.
— Нет, вы должны узнать всю правду, — сказала она. — Да вы, верно, и сами уж догадались, вы же видите меня насквозь. Я ведь прошу вас пойти ради меня на обман, так вы вправе требовать от меня хотя бы искренности. Думайте обо мне что угодно. Я неверная жена. Я принадлежу другому. Вот отчего мне невмоготу.
Пока говорила, она избегала глядеть на меня. Ну, а я — я лишь теперь-то и разглядел ее по-настоящему. Теперь лишь я разглядел, что вот стоит передо мною женщина, женщина, чье сердце переполнено желанием и отчаянием, нежный цветок, благоухающий ароматом любви и розовеющий смущением оттого, что аромат этот столь могуч и победителен.
Я почувствовал, как бледнею.
Наконец она подняла голову и встретилась со мною взглядом. Я не знаю, что померещилось ей в моем взгляде, но только ноги у нее вдруг подкосились, она упала на стул, содрогаясь от рыданий. То ли она заподозрила меня во фривольности, то ли вообразила, что я остался безучастен и непреклонен, и она, выходит, безо всякой надобности открылась постороннему мужчине?
Я подошел к ней, взял ее за руку, похлопал тихонько:
— Ну, полно, полно, не надо плакать. Я берусь помочь вам. Я вам обещаю.
— Благодарю, благодарю…
Она поцеловала мою руку, она омочила ее своими слезами. Еще одно судорожное рыдание, и сквозь слезы блеснула улыбка.
Как тут было не улыбнуться.
— Самого последнего вы могли мне и не говорить, — заметил я ей. — Не оттого, разумеется, что я способен злоупотребить вашим доверием, вам нет нужны опасаться; но подобные вещи следует хранить в тайне. Всегда, без исключения, до последней возможности. А я и без того сделал бы для вас, что в моих силах.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В очередной том собрания сочинений Джека Лондона вошли повести и рассказы. «Белый Клык» — одно из лучших в мировой литературе произведений о братьях наших меньших. Повесть «Путешествие на „Ослепительном“» имеет автобиографическую основу и дает представление об истоках формирования американского национального характера, так же как и цикл рассказов «Любовь к жизни».
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.