Доктор Гарин - [3]

— Гусиный лук зацвёл, — доложила доктор Пак, субтильная женщина в квадратных очках и с мужской короткой стрижкой. — Невероятно!

— Весна-красна нам на радость, — улыбалась старшая медсестра Ольга, полноватая приветливая блондинка. — Весной веселее, чем зимой, ведь правда?

— Веселее! — зарокотал Гарин. — Особенно — дроздам!

— Спать не дают решительно, — покачала красивой головой чернобровая и быстроглазая сестра-секретарша Маша с неизменно высокомерным выражением смуглого лица. — Четвертую ночь сплю с берушами.

— Дроздовое нашествие! — Гарин стукнул себя по ноге. — Инвазия! Прободение соснового бора! Кто не рад? Кто против? Все рады!

— А весеннее обострение? — страдальчески улыбнулся ему Штерн, выставляя вперёд нижнюю губу, словно умоляя. — У троих уже началось. И раньше обычного.

— Ангела? Джастин? — Гарин сверкнул на него пенсне.

— И Синдзо.

— Синдзо? Не ожидал!

— Да, вроде самый аспонтанный.

— Аспонтанность, дорогой доктор Штерн, это не муха в янтаре! — Гарин громко стукнул себя по титановой коленке. — Приму его первым после завтрака! Ну-с, пойдёмте, пойдёмте!

Он направился к широкой лестнице из алтайского розовато-жёлтого мрамора и стал подниматься по ней, постукивая blackjack'ом по перилу. На втором этаже санатория располагались палаты, которых всего в элитном санатории «Алтайские кедры» было тридцать две. Но в эту необычную весну в них находилось всего восемь пациентов. Санаторий был снят ими на полгода целиком столь быстро и неожиданно, с таким финансовым предложением, с таким административным нажимом республиканских властей, что владельцу санатория пришлось временно закрыть глаза на свою репутацию и на реноме этой уже довольно известной здравницы. Пациентов предыдущих пришлось со скандалами выписать.

Двенадцать палат люкс располагались в правом крыле, куда медики прошли по коридору, увешанному пейзажами алтайских импрессионистов.

Санитар постучал в дверь палаты № 1 и остался снаружи, как и его партнёр. Остальные вошли в палату. Она была просторной, светлой, двухкомнатной, с большими окнами, уютной двуспальной кроватью, гостиной с кожаными креслами, видеомузыкальным центром, аквариумом, комнатными растениями и ванной комнатой, дверь в которую была открыта. Пациент восседал на унитазе и чистил зубы.

— Good morning, Donald! — Гарин заглянул в ванную.

Своей четырёхпалой рукой пациент вытащил зубную щётку из огромного рта, смачно сплюнул на пол и произнёс глубоким, утробным фальцетом:

— Heavens to goddamn Betsy, it is a good morning![2] — Sleeping? Feeling? Appetite? — Гарин перешёл на свой простейший английский.

Пациент сунул щётку в рот и продолжил чистку зубов.

— Complaints? Wishes?

Пациент громко и протяжно выпустил газы, оторвал туалетной бумаги, подтёрся, ткнул пальцем без ногтя кнопку спуска воды, плюхнулся на кафельный пол, прошёлся по нему на мясистых белых ягодицах к стоящему напротив раковины стулу, ловко подпрыгнул на ягодицах и уселся на стул. Не обращая внимания на Гарина и свиту, он вытащил щётку изо рта, глотнул воды из стакана, отвратительно громко прополоскал огромный рот и пустил в зеркало мутно-белую струю. Подождав, когда его отражение проступит сквозь муть, он улыбнулся себе и произнёс: — Hi, Donald!

Вытянул из коробки бумажную салфетку, вытер ею то, что можно было назвать лицом, скомкал, бросил на пол, схватил флакон с дезодорантом и принялся обильно прыскать на то, что можно было назвать телом. Пациент по имени Дональд представлял собой большую белую задницу, окраплённую местами россыпью мелких рыжих веснушек. В верхней части задницы был огромный губастый рот, подобие плоского носа с ноздрями и широко посаженные, вполне красивые глаза раз в пять больше человеческих. Из круглых боков задницы вытягивались две тонкие, гибкие четырёхпалые руки. Спереди внизу на месте полового органа у пациента было пусто и гладко.

Остальные семь элитных пациентов санатория физиологически были устроены точно так же. Их задницы отличались только формой и оттенками кожи, глаза — длиной и цветом ресниц, цветом роговицы. У Дональда ресницы были светлые, а глаза — голубые.

Закончив опрыскивать себя, он повернулся к Гарину:

— See you later, doc! Karasho?

— Хорошо! — удовлетворённо кивнул Гарин и вместе со свитой вышел из палаты.

— Стабилен! — произнёс он на ходу, и Маша сделала зелёную пометку в прозрачном планшете.

— Бурбона нет в номере, — доложил один из санитаров.

— Good! — стукнул себя по коленке Гарин.

Санитар постучал в палату № 2 и тут же открыл её. В санатории у палат не было замков. Гарин вошёл в номер:

— Buongiorno, Silvio!

Пациент с загорелой, холёной кожей лежал в постели, укрывшись одеялом, курил и смотрел голограмму с обнажёнными, купающимися под водопадом девушками. Завидя главврача, он потушил голограмму, сунул сигарету в пепельницу, скинул одеяло, спрыгнул на пол, стремительно подбежал на ягодицах к Гарину и прыгнул ему на грудь:

— Buongiorno, signor dottore!

Гарин привычно подхватил его, уже зная повадки Сильвио. Тот чмокнул Гарина в бороду, засиял радостной улыбкой и, не дожидаясь вопроса Гарина, ответил:

— Fine, fine, I'm always fine!