Доктор Есениус - [52]

Со смертью сына мир словно перестал существовать для нее. Душа ее замкнулась перед ним, отвернулась от его соблазнов, стала непроницаемой для его влияния, безразличной к его радостям. Страдания укрепили ее сердце и очистили душу. Она бежала от света и погружалась в самое себя. К чему это привело? Говорят, что из глубокого колодца можно увидеть звезды даже днем. Видеть из него то, что другие, стоящие снаружи, не видят. Так, погрузившись в свое одиночество, смотрела пани Мария на мир, и через призму своих страданий судила о жизни и оценивала поступки людей. В том числе и поступки своего мужа. Она была ему советчицей, помощницей. В тех случаях, когда его терзали противоречия, она инстинктивно безошибочно чувствовала, какую запутанную нить следует распутать, а к какой и вовсе не надо прикасаться. Есениус знал, что она часто про себя осуждает его поступки и считает их легкомысленными. За все это он уважал ее и, пожалуй, немного побаивался.

Ее ласковый, но пытливый взгляд мгновенно схватил в Кеплере одну из главных его особенностей — доброе сердце.

— У вас хороший муж, — горячо сказала она.

— Да, — согласилась Барбора, — он нас очень любит. Зузанку, конечно, больше всех.

В это время Зузанка заплакала. Пани Барбора ногой покачала колыбель, но девочка не переставала плакать, и пришлось взять ее на руки. Когда Зузанка успокоилась, Барбора продолжила разговор:

— Говорил вам доктор, как любит мой муж звезды?

— Но это понятно, ведь он астроном.

Панн Кеплерова улыбнулась:

— Дело совсем не в том. Многие астрономы смотрят на звезды лишь как на предмет своих научных наблюдений. Я бы сказала так: их отношение к звездам точно такое же, как отношение врача к больному. Это сравнение, конечно, не совсем верно, ибо врач лечит, то есть вмешивается в течение болезни, влияет на больного, чего нельзя сделать в отношении звезд, ибо влиять на них человек не может.

— Наоборот, звезды влияют на людей, определяют их судьбу, — заметила пани Мария.

— Я думала, — продолжала пани Кеплерова, — что звезды для многих астрономов — лишь средство заработка, остальное для них безразлично. А мой Иоганн их любит. И все говорит о каком-то неизвестном законе, который весьма остроумен, а вместе с тем удивительно прост. Кеплер все надеется, что ему удастся открыть этот закон.

— А составил он гороскоп для малютки? — спросила пани Мария, кивнув в сторону Зузанки.

— Составил, только… я не знаю, что об этом и подумать.

— О чем? О гороскопе? Может, он очень плох?

На лице пани Марии было написано такое искреннее беспокойство, что Барбора поспешила успокоить ее:

— Да нет, наоборот. Гороскоп показывает, что все очень хорошо. Но представляете себе: мой муж говорит, что все это ерунда и вообще астрология — это чистое жульничество.

Такого пани Мария прежде не слыхала.

— Неужели? Но ведь… составляют же для людей гороскопы?

— Составляют, даже для императора, — подтвердила пани Барбора. — И Кеплер составляет, но при этом он не верит в астрологию. Разве не смешно?

Для пани Марии это не было смешным.

— Составляет гороскопы и не верит в астрологию? Но ведь это значит… поступать против своих убеждений?

— Да. Вы не можете себе представить, как это для него невыносимо. Он уже не раз собирался совсем бросить гороскопы и открыто сказать всем, что он об этом думает. Но мне все же удавалось удержать его от такого шага. Знаете ли вы, что это значит для нас? Даже не представляю, что бы мы тогда делали… Ведь гороскопы — это дополнение к жалованью.

Пани Барбора изливала душу перед женой Есениуса, но Мария слушала краем уха. В ушах ее звучала одна-единственная фраза: «Но мне все же удавалось удержать его от такого шага». Чувства Барборы были ей понятны, но еще больше был понятен Кеплер. Какие душевные муки должен он испытывать, идя против своих убеждений! Она представила себе, как бы поступила на месте Барборы. Ведь нужно заботиться о двух детях и муже, которому жалованье выдают нерегулярно. Можно ли требовать от Барборы, чтобы она отказалась от той денежной поддержки, которую время от времени приносят гороскопы? Смеет ли Мария уговаривать ее, чтобы она лишилась последней поддержки и положилась на волю случая? И все же колебаться нельзя. Такой человек, как Кеплер, не может, не смеет жить кривя душой. И женщина, соединившая свою судьбу с его судьбой, обязана делить с ним все тяготы жизни.

Барбора рассказывает о том, что переезд в Прагу обошелся им в сто пятьдесят золотых, что за первые четыре месяца жизни в столице они истратили сто золотых — все их сбережения и что потом они были вынуждены одалживать у Браге.

Пани Мария опускает голову, как бы соглашаясь, но думает при этом свою думу. Она думает о горькой правде, которую должна высказать пани Кеплеровой.

— Да, да, все это трудно. Но, во всяком случае, вы не должны запрещать своему мужу открыто говорить то, что он думает. Если он не верит в астрологию, не принуждайте его составлять гороскопы.

Пани Кеплерова вскочила. Она уложила в колыбель уснувшую Зузанку и еще ближе подсела к пани Марии.

— В мире есть куда большие ценности, чем деньги, — продолжала Мария. — Думали ли вы когда-нибудь о том, что чувствует ваш супруг, когда его вынуждают продавать свои убеждения?