Доктор Данилов в Склифе - [72]

— Думаю не думаю, а убедиться надо.

Во время утренних докладов – в кабинете заведующего отделением и на пятиминутке – Данилов не только упомянул о скандале, устроенном пациентом, но и сообщил причину. Марк Карлович ничего не сказал, только рукой махнул, мол, бывает и такое, а на пятиминутке вообще никакой реакции не последовало. Выслушали, покивали, как обычно, и все.

Глава семнадцатая Дорога к истине вымощена парадоксами

Алексей Елизарович не стал, подобно графу Монте-Кристо, изобретать какие-то особые способы отмщения, а пошел проторенным путем – написал жалобу в Департамент здравоохранения.

Жалоба была составлена грамотно, чувствовалось, что к ней приложил руку человек, разбирающийся в тонкостях лечебного процесса. Основное внимание уделялось не исчезновению денег, об этом прискорбном происшествии упоминалось лишь вскользь, с оговоркой «у меня нет доказательств и поэтому я никого не обвиняю, но хочу сообщить, что…». Акцент был сделан на то, что пациент, доставленный в тяжелом состоянии, вначале выслушал от дежурного врача Данилова В. А. сомнения в целесообразности его госпитализации вообще, но после долгих просьб все же был госпитализирован. Но госпитализация оказалась «не совсем полноценной» – под «какое-то мифическое наблюдение» в приемное отделение. Мифическое, потому что никто несчастного Алексея Елизаровича не наблюдал – отвели в палату и забыли о нем. Наверное, точно так же, как сам он забыл о капельнице, инъекциях, взятых анализах… В конце концов, говорилось в жалобе, поняв, что никто им заниматься не будет, Алексей Елизарович решил уйти домой и ушел, никем не задерживаемый.

Ах, да, была еще одна чудесная фраза: «Во время осмотра врач Данилов В. А. пытался завести разговор о благодарности в отношении врачей со стороны пациентов». Тургенев бы застрелился сам или застрелил бы человека, выражавшегося подобным образом, но Тургенев не читал жалоб, адресованных Департаменту здравоохранения.

Значит, доктор вымогал, но не получил. Вынужден был госпитализировать, но заниматься не занимался. Заниматься не занимался, а обокрасть, кажется, успел.

Это только наивные люди считают, что нет вины без доказательств. Умные люди (а ведь именно таким представителям рода человеческого доверяют разбор жалоб) придерживаются другого мнения. Дыма без огня не бывает – и все тут!

О жалобе Данилов узнал от Марка Карловича.

— Пишите объяснительную, а потом поговорим, — распорядился заведующий приемным отделением. — Если желаете, можно взять из архива историю.

— Не нужно, я все прекрасно помню, — отказался Данилов.

Со дня поступления и ухода Алексея Елизаровича не прошло и двух недель.

Объяснительная получилась короткой – на пол-листа. Лечить лечил, наблюдать наблюдал, денег не брал. Что тут еще писать? Примерно то же самое написала и Таня. Ее фамилия упоминалась в жалобе, но конкретно к ней никаких претензий не было, разве что кроме намека на возможное участие в краже. Все шишки сыпались на многострадальную даниловскую голову.

— Грамотно отмазываетесь, — сказал Марк Карлович, прочитав объяснительную Данилова.

— Марк Карлович, не «отмазываюсь», не «отпираюсь» и не пытаюсь себя обелить, — заметил Данилов. — Я излагаю все, как было. Вы же были согласны с моей тактикой, разве не помните?

— Помню, — кивнул Марк Карлович. — Я все прекрасно помню. У меня вообще очень хорошая память. Но поймите меня, Владимир Александрович. Напиши он это мне, — он ткнул пальцем в копию жалобы, лежавшую на столе, — одно дело. Но он написал в департамент. Улавливаете разницу?

— Улавливаю, — вздохнул Данилов.

Все начальники таковы – любят притворяться хорошими людьми. Мол, будь их воля, и небо было бы голубее, и трава – зеленее, и солнце светило бы ярче, и вообще везде бы царили мир да любовь. Но увы, у каждого начальника есть свое начальство, которое не дает ему жить по законам добра и прощения, а заставляет наказывать подчиненных. Вот уж горе так горе! Заставляют портить свою карму своими же собственными руками! А карма, если верить знатокам, — дело тонкое. Испортишь разок в этой жизни – выправлять будешь в трех последующих, и не факт еще, что выправишь.

— Наша верховная администрация, — Марк Карлович ткнул пальцем в потолок, — не любит сотрудников с запятнанной репутацией. Вы понимаете?

— Понимаю.

— Они рассуждают так – случись еще какая-нибудь неприятность с этим же сотрудником, так с нас спросят втройне. Скажут: «Отвечайте за его грехи сами, раз вовремя от него не избавились». Перестраховываются люди, не хотят по чьей-то чужой вине мест своих лишаться. Их же можно понять?

— Можно, — в который уже раз согласился Данилов. — И вас можно понять. Вы тоже страхуетесь…

— Ну, а что мне еще остается делать? — Марк Карлович картинно развел руками и склонил голову набок. — Страхуюсь как могу. Я, к вашему сведению, сам себя в люди вывожу, у меня нет ни «мохнатой лапы» наверху, ни родственных связей. Есть, правда, тесть-профессор, но профессоров у нас пруд пруди, тем более что он не гинеколог, не кардиохирург и даже не онколог, а всего лишь гигиенист. Гигиена дошкольных учреждений – вот его сфера. Так что мне, кроме себя, надеяться не на кого. Я не хочу сказать, что горю желанием от вас избавиться, в приемное отделение очередь из желающих работать не стоит, но в отношении вашей работы там, в отделении…