Доказательство умысла (в сокращении) - [30]

Судья Ивола поморщился:

— Я разрешаю вам задать несколько вопросов.

— Спасибо, — сказал я. — Мисс Денкерберг, вы что-нибудь знали обо мне до нашей встречи?

— Я о вас слышала.

— И слышали употреблявшееся в отношении меня слово «крючкотвор»?

Долгая пауза.

— Не могу сказать. Возможно.

— А об Энджел Харуэлл вам слышать приходилось?

— Разумеется. Несколько лет назад ее обвиняли в убийстве отца. Вы добились ее оправдания.

— Что еще вы слышали об этом деле?

— Многие считали, основываясь на фактах, которые всплыли в ходе суда, что она виновна.

— То есть можно сказать, что, увидев доброго старого Чарли Слоуна стоящим перед домом Майлза Дэйна, вы подумали нечто вроде: «Ага, это тот самый крючкотвор, который вытаскивает преступников».

Детектив поджала губы:

— Ну, это маловероятно.

— Мы здесь не пари заключаем, мисс Денкерберг. Я задаю вопросы, вы отвечаете — да или нет.

— А что вы хотите от меня услышать — что я считаю вас бессовестным адвокатом, который защищает повинных в преступлениях негодяев? — Она стиснула зубы, ее лицо покрылось красными пятнами. — Ладно, именно так я и думаю. И что же?

Отлично. Я посмотрел на присяжных, покачал головой, а потом досчитал про себя до десяти — нужно было, чтобы они как следует усвоили ее признание.

— Мисс Денкерберг, что говорит вам опыт: кто становится первым подозреваемым в случае убийства замужней женщины?

Детектив Денкерберг, похоже, немного успокоилась.

— Говоря статистически, когда замужнюю женщину обнаруживают убитой, наиболее вероятным убийцей оказывается ее муж.

— Что вы ощутили в то утро, увидев на полу спальни изуродованное тело Дианы Дэйн?

Денкерберг на миг задумалась.

— Желание исполнить свой долг и найти преступника.

Я недоуменно вытаращил глаза:

— Помилуйте! Вы же не робот. Я тоже видел несчастную. И могу сказать вам, что ощутил я. Гнев. Вы хотите уверить меня, что не почувствовали его?

Денкерберг чуть покраснела:

— Разумеется, почувствовала.

— Разве не верно то, что гнев отрицательно сказывается на способности человека к рациональному мышлению, заставляет его совершать поспешные, порой необдуманные поступки?

— Возможно, однако…

— А вы разгневались.

— Да, я разгневалась.

— Спасибо, — сардонически произнес я.

— Я тщательно и методично выстроила это дело. Каждая мельчайшая улика, какую я находила, недвусмысленно указывала на одного человека. На него, — указала она длинным пальцем на Майлза Дэйна. Теперь ее уже просто трясло.

Я, не отрывая глаз от ее пальца, неторопливо приблизился к скамье присяжных, потом перевел взгляд на них:

— Прошло несколько месяцев, а она все еще зла настолько, что ее трясет.

И, прежде чем Стэш успел опротестовать это замечание, я снова обратился к Денкерберг:

— Вы только что упомянули об уликах. Давайте на время займемся ими. Кто был с вами, когда вы обнаружили окровавленную одежду?

— Никого.

— Да что вы? — Я понимающе улыбнулся присяжным. — А когда вы проводили начальный осмотр земли под окном, из которого, по словам мистера Дэйна, выпрыгнул грабитель, с вами тоже никого не было?

— Да.

Я протянул ей фотографию:

— Вы можете сказать, что изображено на этом снимке, ранее обозначенном обвинением как вещественное доказательство номер одиннадцать?

— На нем изображен участок земли под разбитым окном.

— А вот это что такое, не скажете? — указал я на два углубления в земле.

— Это… э-э… это вмятины в почве.

Я принял озадаченный вид:

— Постойте-постойте-постойте. Ранее вы показали, что абсолютно никаких следов на земле под окном не нашли.

— Ну, естественно, чтобы получше все осмотреть, мне пришлось подойти поближе. При этом я оставила на земле два отпечатка.

— Какого размера обувь вы носите, мисс Денкерберг?

Некоторое время она молча смотрела на меня, затем:

— Двенадцатого.

Я удивился:

— Двенадцатого? Подумать только. Не хочу вас обидеть, но ступни у вас отнюдь не маленькие.

Она ответила мне разъяренным взглядом и чопорно произнесла:

— Я женщина рослая. Соответственно, и ступни у меня большие.

— Достаточно большие, чтобы перекрыть ими отпечатки мужских ног?

— Там не было отпечатков. И не было следов ног.

Я улыбнулся:

— Да, это вы уже говорили. Но согласитесь, если бы вы не нашли бокен с кровью и отпечатками пальцев моего клиента на нем, если бы не нашли покрытую кровью одежду моего клиента и если бы не определили, что никаких следов под окном нет, мистер Дэйн не сидел бы сегодня в зале суда, верно?

— Вопрос бессмысленный. Мы все это нашли.

— Не «мы», мисс Денкерберг. Вы. Вы нашли бокен. Вы нашли одежду. Вы осматривали землю под окном. И оставили на ней следы ваших ног.

— Я никогда и ни за что не стала бы фабриковать улики.

— Помилуйте, но ведь вы уже делали это, не так ли? В январе 1993 года, когда вы служили в отделе ограблений детройтской полиции, вас обвинили в том, что вы подбросили улику. Если вам требуется освежить память, у меня есть здесь соответствующие документы.

Денкерберг побагровела.

— Меня обвинил в этом торговец наркотиками, лживый подлец с полицейским досье длиной с его руку. И обвинение оказалось стопроцентно ложным.

— Вас обвинили… хотя вы были ни в чем не виноваты!

— Вот именно!

— Немного напоминает случай мистера Дэйна, вам не кажется? — Я возвратился к своему столу. — Мне больше не о чем разговаривать с этой женщиной.