Доказательство умысла (в сокращении) - [17]

Лайза вытерла глаза тыльной стороной ладони:

— Как это прекрасно.

— Обвинитель считает деньги мотивом убийства, — сказал я. — Расскажите нам о страховке.

Майлз презрительно поморщился:

— Это же смешно. Я купил ей этот страховой полис двадцать лет назад. Пятьдесят косых. Если бы я собирался убить Диану ради денег, я застраховал бы ее жизнь — ну, хоть на миллион, что ли.

— Вы говорили, что она владела трастовым фондом, — сказал я. — Не расскажете о нем поподробнее?

Майлз покачал головой:

— Вам это может показаться странным, однако я, честное слово, ничего о нем толком не знаю. Может, это свойственно всем женщинам, выросшим в богатстве, но Диана не любила говорить о деньгах. Я знаю только, что фонд приносил какой-то доход. Пока мои книги хорошо продавались, она тратила эти деньги на свои увлечения и одежду. В последние несколько лет мы жили на доход от фонда. Но что должно было случиться после ее смерти — стану ли наследником я или еще кто-то, — я, ей-богу, не знаю.

— Она оставила завещание?

— Да. Я ее единственный наследник. Хотя этот самый фонд был учрежден ее отцом, или дедом, или еще кем-то. И, насколько мне известно, существует некая оговорка, которая не позволяет мне унаследовать эти деньги. Поговорите с ее нью-йоркским адвокатом. Он работает в фирме, которая называется «Ширман и кто-то там еще».

— Может быть, «Ширман и Паунд», — сказала Лайза. — Да, есть такая.

Я, помолчав с секунду, сказал:

— Майлз, инстинкт говорит мне, что вы невиновны. А если это так, нам придется выяснить, кто мог убить вашу жену и почему.

Я испытующе посмотрел на него. По выражению его серых глаз было ясно: он что-то скрывает.

— Я рассказал вам все, что знаю, — наконец произнес Майлз.

— Вы рассказали, что видели, — ответила Лайза. — А это отнюдь не то же самое.

Майлз взглянул на мою дочь, потом на меня. И ухмыльнулся:

— А она у вас умная, а?

— В ту ночь в вашем доме был кто-то еще, — произнесла Лайза. — Человек, приехавший на старом черном «линкольне».

Лицо Майлза приняло непроницаемое выражение. Он вдруг встал, подошел к тяжелой стальной двери, ударил по ней ладонью:

— Охрана? Эй, друг! Мы закончили.

Удерживать его мы не стали.

Я послал сообщение на пейджер Леона Праути. Минут десять спустя он позвонил на мой сотовый.

— Ну что? — напористо спросил он.

— Это Чарли Слоун. У вас найдется минута, чтобы поговорить со мной?

— Я вроде как занят.

— Я тоже.

Леон, судя по тому, что я услышал, сплюнул. Чтобы показать — в этом я нисколько не сомневался, — как сильно я ему нравлюсь.

— Ну ладно. Я, правда, на работе.

— Ничего не воруете, надеюсь?

— Не-а. Тут все более-менее законно.

Спрашивать, что означает его «более-менее» я не стал, просто поинтересовался, куда и как мне следует ехать.

Леон с целой командой мексиканцев высаживал кустики по краям парковки, которая примыкала к старенькому торговому центру на окружной дороге.

Он поджидал меня, опершись на лопату.

— Ну что? — вяло поинтересовался он.

— То самое, — ответил я. — Я приехал, чтобы поговорить о человеке, которого вы якобы видели, когда он выходил из дома Майлза Дэйна.

— Якобы?

— По сути дела, вы — профессиональный вор. Я что, должен верить вам на слово?

Леон швырнул лопату на землю, со злостью посмотрел на меня.

— Что видел, то и видел. Хотите, чтобы я помог вам, — помогите мне.

— Я уже говорил — платить вам за показания я не могу. Это неэтично.

— Тогда, мистер Слоун, шли бы вы куда подальше, и Дэйн тоже. Какого хрена я должен о нем беспокоиться?

— Не знаю. Может быть, из человеколюбия.

— Из человеколюбия штанов не сошьешь. И не так уж я вашего Майлза люблю.

Я приподнял брови:

— А вы с ним знакомы?

— Разумеется.

— Каким образом?

— По церкви. Мы оба змееголовые.

Змееголовые. Я вспомнил, как Регина, секретарша полицейского участка, сказала о Леоне: «этот змееголовый».

— Змееголовые? — спросил я.

Во взгляде Леона обозначилось удивление:

— Вы давно в нашем городе живете?

— Лет десять.

Леон кивнул:

— Странно, что вы до сих пор не слышали о змееголовых.

— Может, объясните мне, что это такое?

— Во времена Депрессии в дельте Миссисипи жил фермер по имени Ральф Ли Динвуди. Он приехал в эти края, надеясь получить работу на заводах Форда. Ну и промахнулся, пришлось работать в здешних доках. За пару лет в Пикерэл-Пойнт перебралось еще пятнадцать-двадцать семей разорившихся белых фермеров с юга. Все они держались друг за дружку. Жили по соседству, неподалеку от судостроительного завода, — знаете, есть такое местечко, Змеиный городок называется?

— Да. Хотя, откуда взялось это название, не знаю.

— Ну вот, там все мы, змееголовые, и жили.

— А какое это имеет отношение к Майлзу Дэйну?

— Ральф Ли Динвуди приходился мне двоюродным прадедушкой, что-то в этом роде. А Майлзу Дэйну просто дедом. Так что мы с ним седьмая вода на киселе.

— Ничего себе. Так что же насчет змееголовых?

— Все это была деревенщина, поденщики — мои старики, старики Майлза, — и, приехав сюда, они построили на окраине города церквушку. Она и сейчас цела. Церковь Животворящей воды. И Ральф Ли Динвуди стал ее пастором. А когда он умер, проповедовать в ней стал его зять, папаша Майлза. Церковь была кликушеская — они там орали что-то невесть на каком языке, катались по полу, уверяли, будто видят Духа Святого…