Доказательство - [8]

Женщина в белоснежном халате быстро зашагала по гулкому коридору. Где-то выла сирена. Из крана в близком санузле капала вода. Кафельная плитка била холодом. Ирина прислонилась к ней спиной. Еще один шанс, еще одна надежда уничтожена вновь… А ведь уже забыла, когда точно пропал Андрей: год, или месяцев десять тому? Сердцем чувствовала, что с мужем беда, а органы правопорядка только разводили руками — нет тела, как ни искали. И вот опять… Сорвали с работы. На собрание к Володьке тоже уже не успевает. Что же делать? Как теперь жить? Вопрос пульсировал обрушившимся понимаем — мужа не вернуть и никогда не увидеть. Никогда…

— Ты пойми, — много дней втолковывал Ман пришельцу. — Теневая — мир особенный. Это не рай, не ад и даже не иной мир.

— А что, если не ад? Так не бывает, чтобы после смерти… Ну не рай же тут…

Прозванный Ёлом никак не мог прийти в себя, глядя на лиловое небо, полупрозрачную вязь арматуры и ковки, острые до уродства силуэты углов и шпилей. Всё здесь казалось Ёлу неправильным, слишком колким, слишком четким до того, что резало глаза.

— Теневая — сердцевина. Шпиль — связующая нить с тем миром, откуда ты пришел. Наш мир почти не требует управления, всё здесь послушно логике… Почти все, — поправился Ман, но тут же закашлялся и умолк на мгновение, словно собираясь с мыслями: — И всё здесь направлено на то, чтобы души, тела, устремления и сама жизнь находились в балансе. А его хранит Геометр и он же выправляет судьбы душ.

— Кто? — Ёл был изрядно удивлен. Не то чтобы он считал, что бога нет, но то, что существующий правитель носит такое дурацкое прозвище, прилично смущало толстяка. А чего не «Архитектор» или «Профессор», на худой конец «Учитель», а то — «Геометр»… Выдумают же!

— Ге-о-метр. В Теневую попадают устремления и души умерших, тут они обретают новый чертеж жизни, составленный нашим математиком, и возвращаются в известный им мир, только уже совсем иными, новыми судьбами. Геометр просчитывает пути душ скрупулезно, до крохотной доли миллиметра, прежде чем отпустить их, поэтому кое-какие души задерживаются тут дольше положенного срока. То, что твоё устремление притянуло сюда тело, вовсе не значит, что твоя душа сможет к тебе вернуться… Мне не известен ни один способ, чтобы сделать подобное. Геометр, конечно, умен, но он едва справляется с тем, что делать необходимо…

— Пусть просчитает, как мне вернуть мою, — упрямился Ёл, — Мне слишком дорого то, что я оставил!

— Ты пойми, устремления сливаются с новыми душами. Рождаются в новой жизни. И свою прежнюю душу вернуть уже никак нельзя, как бы ни была она привязана к кому-то в прошлой жизни. Такого просто не может быть. Душа получает новый график, идет по новым тропам, она не может вернуться к тому, кто уже…

— Мертв? Мертв?! К чертям эту твою теорию! Отведи меня к этому своему Геометру. Отведи. Я верну то, что любил. И если уж я попал сюда, я никуда не уйду, пока не добьюсь своего, пока не верну хотя бы кусочек своей души!

Стен, которые строил вокруг Ёла Ман, явно не хватало для того, чтобы пройти по городу без нападения нежелающих ждать решений Геометра так долго, как того требовала дотошность чертежника. Он всё чертил и чертил, почти не покидая своего кабинета, зарываясь в бумаги, ломая карандаши, выверяя подсчеты, сводя параллельные линии, высчитывая счастье, слёзы, встречи. Изо дня в день его время текло так быстро, что никто не мог заметить проносящихся лет, и в то же время так медленно, что один, играющий десятую роль замер, мог занять десятилетия. Случалось, что Геометр сутками не вставал из-за стола, но души ждали нового чертежа часы, дни, месяцы… Каждая из них рвалась к жизни настолько, что ждать еще хоть какое-то время для получения чертежа не было никаких сил. Такие души облепляли темные углы, шушукались в тишине, бормотали невнятно, сгустками энергии меняя само пространство Теневой, создавая миражи, тупики, провалы — всё, что могло бы привлечь внимание Геометра к ним. И чертежник видел — чувствовал потребности каждой из них: они вжимали его глубоко в кресло, они не позволяли спать, они стягивали время, как покрывало с трясущегося в леденящей лихорадке. А Геометр чертил. Чертил. Чертил. И всё же не успевал. Баланс нарушался чем-то, что он упускал, но времени на то, чтобы выяснять происходящее, никак не находилось. Что-то раздражающе неправильное, искривленное, ужасающее присутствовало, казалось, во всей его работе и вне её тоже. Искореженное пространство вопило скрежетом старых деревьев, но вслушиваться времени не было. Замкнутый круг. Волнение. Отложенная разумом истерика. Идеально белый отглаженный воротничок и острейшие иглы грифеля. Только в хаосе можно найти тень порядка. Только порядок разрешит хаос. День за днем, минута за минутой, чертеж за чертежом.

И нападение на сильнейшее устремление, да еще и облаченное в физическое тело не могло не последовать. Был ли график у этого тела, не было ли, почему оно оказалось здесь, не волновало желающих вырваться из Теневой. Казалось, нужно лишь объединиться, слиться с телом воедино, подчинить устремление своим установкам — и Геометр не сможет игнорировать Живого Человека в Теневой. Если их будет достаточно много, то сконцентрированной энергии должно хватить, чтобы проломить стену… Переговорщик не смог успокоить десятки разгневанных, Ёла серьезно потрепали, пытаясь ворваться в телесную оболочку, надрывая нервные окончания, стремясь сломать и подчинить отчаянно сопротивляющегося вмешательству — мужчина не смог больше ходить. Ман чудом смог удержать хотя бы часть стены и вернуться в «таверну». Там, в темном и холодном подвальчике, можно было не опасаться вторжения, можно пить портвейн и лечить человека, который так мечтал вернуть свою душу.