Договор с драконом не предлагать - [42]

Я подошла к нему, остановилась и уточнила:

– Поможете?

Мельком глянула на надгробие и впечатлилась датой смерти – почти семьсот лет назад.

– Вечно ты меня в какие-то авантюры впутываешь, Альф, – показательно вздохнул Литаршан. Аккуратно отложил надкушенное призрачное яблоко и посмотрел на меня. Потом хмыкнул и сверкнул глазами. – Ричард тебя точно развеет. Он ведь не знает?

– О чем? – поинтересовалась я, понимая, что речь идет о какой-то тайне. И она уж точно не связана с единорогами.

Литаршан не ответил на мой вопрос, лишь склонил голову и о чем-то задумался. Затем сощурился и сказал:

– Призраки умеют хранить тайны и стараются не лезть в дела живых без особой надобности.

– Правда, драконы на это правило смотрят сквозь пальцы, – ехидно заявила Элеонора, подплывая и посматривая на Альфреда, который, как и я, ждал ответа.

– Вы действительно жили тогда, когда по земле еще бродили единороги? – не сдержала я любопытства, решив оставить другие вопросы на потом.

– Не бродили, а буквально летали по ней, иначе их перемещение и не назовешь, – мечтательно заметил Литаршан. – Когда единорог ступает по земле, он и травинки не сломает, и букашке не навредит.

– Он настолько прекрасен, как описывают легенды? – почти шепотом спросила я.

– Да. И волшебный. Такой магии, как у единорога, я и не встречал-то больше в своей жизни. Кровь его исцеляла любую рану, волосы из гривы меняли свойства зелий, а рог… Именно в нем сосредоточивалась их основная сила. И чем старше был единорог, тем больше магии он хранил. Ценность рога, как ты, наверное, догадалась, именно в том, что он чувствителен к любому яду. А уж искру с рога добыть… Она являлась главным ингредиентом любого противоядия.

– Мне нужно сделать краску. Ричарда прокляла художница…

– …и снять с него эту пакость может лишь кто-то из ваших, – закончил Литаршан. – Знаю уже, не рассказывай.

Я немного помялась и спросила:

– Они потому и исчезли, да? Единороги? На них ведь охотились…

– Кто бы думал, что для волшебного существа, живущего в лесу, опаснее окажутся не дикие звери, не драконы, а люди, – грустно вздохнул призрак.

Какое-то время мы молчали, а потом Литаршан деловито спросил:

– Рисунок с собой?

– Да.

– Раскладывай, – кивком показал он на надгробие, и я быстро достала и развернула лист.

Литаршан наклонился, долго рассматривал, выпрямился.

– Талантливо. Почти как живой. Только оттенков серебра надо больше. Здесь, – он показал на рог, – добавить жемчужного сияния, а тут… Впрочем, без особой краски ты не справишься. – Ниатара, поделись с ней своим запасом.

– Но Литар… – раздался встревоженный женский голос, и красивая девушка появилась рядом с призрачным драконом.

– Не жадничай. Много ей не понадобится.

Ниатара не особо обрадовалась, но возражать не стала. Подплыла ближе, замерцала… и на крышке саркофага, где лежал рисунок, появилась призрачная баночка со светящимся внутри веществом.

– Такую можно добыть у любого умершего мага-художника. У драконов почти не рождаются дети с подобным даром, так что тебе повезло, что моя Ниатара – полукровка. Бери давай да рисуй. Я подскажу, какой оттенок правильно ляжет. Впрочем, сама почувствуешь.

Если раньше я считала, что в моей жизни случаются странные ситуации, то глубоко ошибалась. Смешивать краску, подаренную призраком, в склепе чудесной весенней ночью – да это мечта всей моей жизни, что тут еще скажешь…

Призраки летали вокруг, волновались, Литаршан изредка давал советы, но в основном смотрел и старался не мешать. Ниатара, сменив гнев на милость, тоже стала подсказывать.

Призрачная краска отливала лунным сиянием, почти невесомо садилась на кончик кисти, смешивалась с искрами моей магии. Я подправляла оттенок гривы, который стал напоминать морскую пену, таким чистым и пронзительным вышел. Рог налился жемчужным сиянием, глаза единорога сверкнули хрусталем.

Я не успела опомниться и отложить кисть, как мир вокруг наполнился тягучими сладкими ароматами трав и цветов.

– Получилось! – раздался голос Литаршана.

Я уцепилась за надгробие, вспомнив, что не взяла с собой ничего острого, а ведьма ведь велела порезать ладонь. Нащупала каменный выступ, резко провела по нему ладонью.

Ахнула Ниатара, вскрикнул Литаршан.

– Сматываемся! – вдруг выпалил Альфред.

– Агата! – яростно пророкотал Ричард, но удержать меня уже не смог.

Мир расплывался, рассыпался на оттенки, наполнялся яркими звуками и красками. Почему-то в этот раз при переходе огнем обожгло кожу, и верхняя одежда на мне рассыпалась. Я оказалась в неизвестности босая, в одной ночной рубашке, которую даже не надевала. Вспыхнули огни, расчертили путь, по которому я не пошла, а сорвалась на бег, боясь не успеть. Огни неслись, манили, и вскоре я оказалась на поляне. Стражами-великанами высились вековые сосны, бриллиантами сияли над головой звезды, белоснежными шапками укрывали поляну неизвестные мне цветы, от которых шел тонкий аромат.

Я почувствовала легкое головокружение и поморщилась от боли в руке. Кровь все еще текла, но перевязать рану я не могла. Это плата за то, что я возьму найденное.

Лес был тих. Казался таким. Но в ветвях сосен пел ветер, осторожно сбрасывал под ноги хвою. Где-то вдали звенела птица, звала за собой. Дремучие чащи – любимое место обитания единорогов в древности, если верить легендам да трактатам, найденным у Ричарда в замке. Оно и понятно: почти никто туда не проберется. Наверняка путь к волшебному зверю еще и заколдован. Да и сам лес, чем дольше в нем жил единорог – а возраст зверя мог исчисляться и сотней лет, – превращался в волшебный.