Рассвет начался часа через два после того, как Яна заперлась в квартире и стала ждать. Она смотрела в окно и ненавидела каждый солнечный луч.
Через два дня нашла на кухне бутылку водки и выпила залпом до дна. Потом долго рыдала. Облегчения ни одно из этих действий не принесло.
По вечер третьего дня день в дверь постучали. Яна долетела всего за секунду, открыв до того, как старушка опустила после стука руку. Гостья мягко смотрела снизу вверх мутными голубыми глазами.
— Добрый день. Я тут живу в соседней квартире, — неловко улыбнулась соседка. Яна хорошо чувствовала, как пахнет ее кровь. Видимо три дня без еды не прошли даром.
— Вы больны? Все ночи слышу, как кто-то мечется из угла в угол. Может, что с Павликом?
— Вы знаете Павлика? — удивилась Яна.
— Конечно, с тех самых пор как его тут после детдома поселили. Хороший мальчишка был, всегда здоровался да улыбался. С огородом помогал и денег не брал никогда. Столько лет пропадал, думала, совсем сгинул, а тут вижу, вернулся, да не один. Не заболел ли?
— Он в отъезде, — глухо сказала Яна. Говорить о Павлике она не могла.
— А с вами? Все хорошо? Может, помочь чем?
— Еда есть?
— У меня огород недалеко, овощи всякие, ягоды. Что вам нужно?
Яна достала из кармана тысячную купюру и, свернув, сунула ей в ладонь.
— Всего принесите. Спасибо.
Через неделю Яна впервые подумала о смерти. Вообще страха перед вампирским образом жизни она не испытывала, ну кровь пьешь, ну на солнце нельзя. Не страшно. Зато испытывала ужас оттого, что нет Павлика. Долго раздумывала, не заявиться ли белым днем в логово Белолицых и убить столько, сколько сможет. А если у них человеческая охрана и ее поймают? Пустят в производство. Можно представить — у них есть все, кроме возможности завести потомство. Никакой воспитанник не заменит свое, родное. И вот появляется… инструмент, так сказать. Яна хорошо понимала, чем это закончится, все-таки потомок своего прадеда. Его воспитания. Его… правды жизни.
Тогда получится, что Павлик зря там остался.
Убить его не могли, он же кладезь необходимой им информации. Значит рано или поздно он выберется. Ни разу она не подумала, что его смогут заставить рассказать, где она прячется. До фанатизма в него верила. И все равно было страшно, так страшно…
«Нет, он обещал», — решила, в конце концов, Яна, хотя чего именно обещал, вспомнить не могла.
«Он говорил», — убеждала саму себя.
Каждый день во сне ей снились его руки. Просыпаться каждый раз хотелось все меньше.
Павлик вернулся почти через месяц, от толчка замок вылетел из хлипкой двери. Яна с трудом узнала в этом будто обожженном лице знакомые черты, шея в распахнутом плаще была исчерчена тонкими шрамами и только глаза были такими же невозможно черными. Она подхватила его прямо у порога и довела до дивана, куда они вместе и упали. Яна не верила своим глазам.
— Ну что, — громко и с вызовом спросил Павлик, — что выберешь? Боишься еще?
Понятно, он не о внешнем виде. С этим скоро все будет в порядке.
— Как ты ушел? — Яна была не в силах отодвинутся от него даже на сантиметр.
— Ошибка всех слишком сильных — много болтают, — равнодушно пожал плечами Павлик. — Правда теперь догонять будут все и по-полной. Не страшно, смоемся на другой континент, поиграем… в догонялки. Ты только скажи, что же ты выберешь?
Яна смотрела, как резко блеснули клыки, когда Павлик ухмыльнулся и сказала то единственное, в чем была уверена все это время. Сказала:
— Люблю тебя.
