Дочки-матери - [23]

Собирался два месяца держаться подальше от Яны, а в итоге не только втянул ее в расследование, но еще и к себе домой привел.

– Браво, Кремнев, – вслух сказал он своему отражению.

Глава 6

С опером Мишей Крутиковым Лосев был знаком почти десять лет: ровно столько, сколько работал в полиции. Когда-то Крутиков трудился в том же отделе, куда пришел юный зеленый Леша Лосев. Михаилу к тому времени уже исполнилось сорок, а сейчас перевалило за пятьдесят, и с самого начала он взял Лосева под свое крыло, исполняя негласные обязанности наставника.

– Убийство Елизаветы Ветровой? Помню такое, – сказал он в трубку. – Я им с самого начала занимался, а что именно тебя интересует?

Лосев уже навел справки, кто именно занимался тем делом, потому, собственно, и позвонил бывшему наставнику.

– Все, – честно признался он. – Вырисовывается у меня тут странноватая серия, потому интересует все.

– Серия? – мгновенно насторожился Крутиков. – Хочешь сказать, мы под суд не того отправили? Я как чувствовал…

– Да может и того, разобраться хочу, – поспешил успокоить его Лосев, – так что не кори себя заранее.

Но вот признание Крутикова в том, что личность убийцы казалась ему сомнительной, заставило Лосева уговорить коллегу встретиться прямо сегодня.

– Приезжай ко мне, – разрешил Крутиков, – тут и поговорим.

Здание, в котором теперь работал Михаил, давно не ремонтировалось, кабинет у Крутикова оказался крохотный, заставленный старой мебелью и заваленный кипами бумаг. Едва только Лосев переступил порог, как в носу мгновенно защипало, а в уголках глаз закипели слезы, хотя аллергиком он никогда не был.

– Кошмар, Миха, как ты тут работаешь? – скривился Лосев.

– Привык, – коротко кивнул коллега. – Шестой год уже ремонт обещают, да все никак не дождемся.

– Возвращайся к нам, а то астму тут себе заработаешь.

– А у вас – инфаркт, – хохотнул Крутиков. – Не, мне здесь привычнее. Тихо, спокойно, и до дома недалеко.

– Так все равно ж убийствами занимаешься, в чем разница?

– В людях разница, Алексей, – серьезно сказал бывший наставник. – Самая главная разница всегда в людях. Тут начальство более лояльное, да и убийства нам достаются такие, простенькие. И расследовать практически нечего: все бумажки правильно оформил и домой пошел, а если что-то сложное – к вам забирают. Ну, рассказывай, зачем пришел.

– Так-то я надеялся, что ты мне расскажешь, – заметил Лосев, аккуратно присаживаясь на кривоватый стул и делая себе мысленную зарубку лишний раз не шевелиться: вполне возможно, стул не выдержит и сложится под ним как карточный домик. – Про убийство Лизы Ветровой.

– Да расскажу, чего ж нет-то, – усмехнулся Крутиков, вытаскивая из ящика стола пухлый блокнот. – Я перед твоим приходом даже записи свои полистал, – он хлопнул блокнотом по столу, – чтобы, так сказать, деталей никаких не упустить. – В общем, убили Ветрову вечером семнадцатого октября прошлого года. Вызвал помощь ее сожитель, Кирилл Громыко. Сказал, мол, Лиза принимала ванну, он сразу и не забеспокоился, она любила долго полоскаться. Сам знаешь, как это у женщин: масочки, кремики, лосьончики, что там у них еще. Вот и сидят в ванной часами. Только когда зазвонил телефон Лизы, Кирилл зашел к ней, а она уже плавает в воде без признаков жизни. Он ее вытащил, неумело пытался реанимировать, типа как по телеку видел, помощник недоделанный. Только все испортил.

– Почему? – не понял Лосев.

– Потому что залил водой всю ванну, поди пойми, была там борьба или девка реально сама утонула.

– А следы на теле? – усомнился Лосев. – Наверняка остались синяки, если он ее держал и не давал всплыть.

– Синяков не было, – развел руками Крутиков. – Это меня и смущало. Но мы все внимательно осмотрели и пришли к выводу, что борьба все-таки была: сброшены все флаконы, которые обычно на ванной стоят, даже полка под шампуни оборвана, как если бы Ветрова пыталась за нее ухватиться и оборвала. Полка эта высоко висела, задеть ее, пока вытаскивал тело, Громыко не мог.

– А соседи что говорят?

– Ничего конкретного. Парочку они описывали как спокойную, ругались иногда, конечно, но в тот вечер было тихо. Ни криков, ни метания мебели. Там стены картонные, каждый соседский чих слышно. Но борьба в ванной не могла быть особо громкой, на мой взгляд. Сам знаешь, тонущие не кричат, у них обычно мысли другим заняты, вдохнуть бы лишний раз. Ну а падающие шампуни сильного грохота не издадут. Есть, правда, свидетель, который видел, как Громыко курил на балконе примерно в то время, что судебный медик установил как время смерти, но, сам понимаешь, речь идет о минутах, кто мешал ему утопить и пойти курить? Правда, дверь Громыко нам открыл в той же одежде, которую описал свидетель, а день выдался холодным, не пошел бы он в мокрой одежде на балкон, так что, вполне возможно, сначала покурил, а потом убил.

– Так что же, он курил и с мыслями собирался? – не поверил Лосев. – И это без предварительного скандала?

– Всяко может быть, – пожал плечами Крутиков. – Может, давно зрело уже. Меня смущало только отсутствие синяков на теле Ветровой да собственная интуиция, но интуицию к делу не пришьешь. Судья в тот раз лютовал, хватило и косвенных улик, чтобы парня посадить. Восемь лет дали. А у тебя что за серия нарисовалась?