Дочери войны - [4]

Шрифт
Интервал

– Кто?

– Как кто? Лесные феи. И они же могут его успокоить… Во всяком случае, я читала об этом.

Как Элен ни подавляла в себе раздражение, оно все же прорвалось.

– Флоранс, ну сколько можно?! Все это досужие сплетни вроде лурдских «чудес». Давай одевайся.

– Куда пошла Элиза? – спросила Флоранс. – Я слышала, как хлопнула дверь.

– Открывать свой чертов «почтовый ящик», куда ж еще? Я так хочу, чтобы она прекратила это делать.

– Она не прекратит. Она верит в то, что делает. Как и ты. Ты веришь в свою работу медсестры. Веришь, правда? – Флоранс взглянула на сестру.

Элен пошла к двери, раздумывая над вопросом. А верит ли она?

– Элен!

Элен обернулась:

– Иногда мне кажется… одна ты у нас веришь в то, что делаешь.

– Моя возня с огородом и приготовление еды – это не те занятия, в которые надо верить. Просто работа, которую я делаю.

– Но ты делаешь то, что любишь.

– Полагаю, что так…


Наконец-то Элен выкроила себе свободных полчасика на чтение. Она читала роман Сомерсета Моэма «Час перед рассветом» и пришла к выводу, что Дора наверняка окажется нацистской шпионкой. Не очень-то успокаивающий вывод. Может, лучше почитать Агату Кристи? Как назло, снаружи послышался голос Флоранс: сестра ее звала. Элен встала, неохотно захлопнув книгу.

Рядом с задним крыльцом расцвела акация. В воздухе носился ее тонкий аромат, похожий на жасминовый. Элен неспешно вдохнула теплый весенний воздух, затем прошла по небольшой террасе, окруженной низкой каменной стеной. Дальше ее путь проходил по каменным ступенькам и извилистой дорожке, проложенной Флоранс, когда сестра только еще занималась устройством сада и огорода.

Раскрасневшаяся Флоранс копалась в нижней части сада, рядом с клумбами розовых и пурпурных орхидей. Руки сжимали лопату. Светлые волосы разметались по плечам и были всклокочены, невзирая на заколки у висков.

– Ну что еще? – спросила Элен. – Я только устроилась почитать.

Флоранс недоуменно поглядела на сестру:

– Там что-то есть.

– Ты вечно выкопаешь какое-нибудь старье.

– На этот раз не старье. Похоже, там что-то зарыто, причем недавно. Я и не собиралась копать глубоко, но наткнулась на рыхлую землю. – В подтверждение своих слов Флоранс легко вонзила лопату в землю.

– Надо же! Неужели могила?

– Боже, только не могила. Меня удивило, почему это место вскопано, и я решила посмотреть, что там. Сверху оно было прикрыто камнями. Когда я их убрала, копать стало совсем легко.

Элен заглянула в яму и увидела край большого металлического ящика или канистры.

– Давай вытащим.

– Я пыталась. Он слишком тяжелый.

– Дай лопату.

Флоранс протянула ей лопату. Элен принялась окапывать землю вокруг ящика, чтобы его было легче подхватить и поднять. Через несколько минут, когда сердце колотилось от затраченных усилий, она выпрямилась и отвела с глаз взмокшие от пота волосы.

– Пожалуй, достаточно.

Вдвоем сестры взялись за ящик, оказавшийся больше и тяжелее, чем они думали. Кое-как им удалось вытащить его и поставить на траву.

– Надо перенести в дом, – сказала Флоранс. – Можешь немного обождать? Я хочу срезать несколько гроздьев акации. Люсиль обещала зайти. Будет чем угостить. Она сделает мне прическу. И клубника уже поспела. Сорт «гаригетт». Я испеку клубничный пирог.

У Элен потекли слюнки, хотя пироги, в которых почти не было пшеничной муки, по вкусу напоминали картон. Флоранс выращивала клубнику и другого сорта – «шарлотта». Та замечательно шла с густыми сливками. Элен смотрела в пространство, представляя себе это лакомство. Густых сливок у них не было.

Люсиль Дюбуа, рыжеволосая подруга Флоранс, вместе с матерью владела небольшой парикмахерской в Сарла. Люсиль и Флоранс были закадычными подругами, однако Сандрин, мать девушки, с самого начала поддерживала режим в Виши и считала коллаборационизм единственным способом пережить нынешнюю войну. «Поддержка Виши – единственный способ показать, что мы патриоты нашей любимой Франции», – с пафосом повторяла она. Элен и Элиза презирали сторонников Виши, готовых с радостью лизать коллективную немецкую задницу. О том, каких взглядов придерживается Люсиль, Элен не знала. В свои девятнадцать та была хорошенькой и пышной, как ее мать. Розовые губки, белолицая, с несколькими крапинками веснушек на носу и щеках. Возможно, глуповатая и легкомысленная. Люсиль постоянно хихикала и любила посплетничать, но Флоранс ее обожала. Они делали друг дружке маникюр, и Люсиль стригла Флоранс.

– Дорогая, из-за дел нашей Элизы Люсиль не сможет к нам прийти! – произнесла Элен тоном, не терпящим возражений.

– Она бы никому ничего не сказала.

– Послушай, почему бы нам с тобой, чем звать ее в гости, не примерить лучше старые шляпы маман?

– Где они? Я их целую вечность не видела.

– Где-то на чердаке.

Флоранс срезала гроздья акации. Внимание сестер вернулось к металлическому ящику. Он был слишком тяжелым, такой не потащишь по ухабистой земле. Зато Элен без труда подняла крышку. Увидев содержимое ящика, она нахмурилась.

– Что там? – спросила Флоранс. – Выглядит как колбаски в обертке.

Элен осторожно развернула ткань, в которую была завернута одна из «колбасок».

– Боже мой! – поморщилась она.


Еще от автора Дайна Джеффрис
Дочь торговца шелком

Николь – наполовину француженка, наполовину вьетнамка, дочь торговца шелком, живущего в Ханое накануне краха французского господства в Индокитае. Ее отец оставляет семейное предприятие старшей дочери Сильвии, младшая же – легкомысленное создание, по мнению родных, – по достижении совершеннолетия получит только старый магазин. С детства Николь убеждена, что сестра презирает ее за азиатские черты лица; таких полукровок, как она, в городе осыпают насмешками и бранью. Когда ей кажется, что она встретила свою любовь, старшая сестра вдруг переходит ей дорогу… Николь узнает правду о том, кем же на самом деле является ее избранник, и понимает, что отныне ее жизнь расколота надвое.


Когда начнутся дожди

1930 год, времена британского колониального владычества в Индии. После гибели мужа Элиза решает посвятить себя карьере. Молодая вдова – талантливый фотограф, и когда ей предлагают на год отправиться в Индию, чтобы запечатлеть сцены из жизни правящей династии в одном из княжеств, она с готовностью хватается за эту возможность проявить себя. Элиза не подозревает, как круто поездка изменит ее судьбу. И какой трудной эта судьба окажется. Индия полна контрастов и противоречий, многое здесь вызывает восторг, многое повергает в ужас.


Жена чайного плантатора

1920-е годы. Девятнадцатилетняя англичанка Гвен выходит замуж за Лоуренса, обаятельного владельца огромной чайной плантации на Цейлоне. Гвен приезжает к мужу, полная надежд и планов на будущее. Но жизнь на Цейлоне, вопреки ожиданиям, оказывается не столь радужной. Недовольство рабочих. Злопыхательство соседей. Козни невестки. Но самое главное – покрытая мраком история смерти первой жены Лоуренса. Почему все так старательно скрывают обстоятельства ее гибели? Кто похоронен в безымянной могиле в лесу? Столкнувшись с тайнами прошлого своего мужа, Гвен оказывается перед трудным выбором… Запоминающийся, нежный портрет женщины, вынужденной выбирать между супружеским долгом и материнским инстинктом… Впервые на русском языке!


Тосканская графиня

Переломный момент в ходе Второй мировой. Начиная с 1943 года силы антифашистской коалиции постепенно вытесняют гитлеровцев из Италии, однако те неохотно сдают свои позиции, угрожая мирным жителям карательными операциями за любое содействие Сопротивлению или войскам союзников. Солдаты немецкой части, отступающей через Тоскану, размещаются на постой в деревне Кастелло, рядом с виллой графини Софии де Корси, и если нацисты узнают о том, что спрятано на вилле и кто здесь скрывается, графине и ее близким несдобровать.


Рекомендуем почитать
Рассказы о смекалке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ветер удачи

В книге четыре повести. «Далеко от войны» — это своего рода литературная хроника из жизни курсантов пехотного училища периода Великой Отечественной войны. Она написана как бы в трех временных измерениях, с отступлениями в прошлое и взглядом в будущее, что дает возможность проследить фронтовые судьбы ее героев. «Тройной заслон» посвящен защитникам Кавказа, где горный перевал возведен в символ — водораздел добра и зла. В повестях «Пять тысяч миль до надежды» и «Ветер удачи» речь идет о верности юношеской мечте и неискушенном детском отношении к искусству и жизни.


Все, что было у нас

Изустная история вьетнамской войны от тридцати трёх американских солдат, воевавших на ней.


Моя война

В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.


Что там, за линией фронта?

Книга документальна. В нее вошли повесть об уникальном подполье в годы войны на Брянщине «У самого логова», цикл новелл о героях незримого фронта под общим названием «Их имена хранила тайна», а также серия рассказов «Без страха и упрека» — о людях подвига и чести — наших современниках.


Уик-энд на берегу океана

Роман Робера Мерля «Уик-энд на берегу океана», удостоенный Гонкуровской премии, построен на автобиографическом материале и описывает превратности солдатской жизни. Эта книга — рассказ о трагических днях Дюнкерка, небольшого приморского городка на севере Франции, в жизнь которого так безжалостно ворвалась война. И оказалось, что для большинства французских солдат больше нет ни прошлого, ни будущего, ни надежд, а есть только страх, разрушение и хаос, в котором даже миг смерти становится неразличим.