Дочери медного короля - [37]

Она не отвечала, продолжая стоять у раковины спиной к нему. Тогда он сел у стола и продолжал:

— Если мне не удастся задуманное, то в будущем году я вернусь в университет, обещаю тебе, мама.

— Расскажи мне о твоем плане, — попросила она, оборачиваясь. — Может быть, это какое-нибудь изобретение?

— Пока ничего не могу сказать, — неохотно ответил он. — Я нахожусь в самом начале пути… Не обижайся…

— А нельзя с этим подождать до будущего года? — спросила она, вытирая руки.

— В будущем году может оказаться слишком поздно, мама.

— Меня огорчает, что ты со мной недостаточно откровенен.

— Мне самому хотелось бы тебе все рассказать, но это пока невозможно. Я даже не могу объяснить почему.

Она подошла к нему и положила ему руки на плечи, глядя на обращенное к ней взволнованное лицо.

— Надеюсь, что твоя идея хороша.

Он от всей души улыбнулся ей.

Часть третья МЭРИОН

1

Мэрион Кингшип училась в Колумбийском университете — солидном учебном заведении, требующем от студентов упорной ежедневной работы и ничего общего не имеющем с игровой площадкой для великовозрастных детей, куда поступила Эллен. После того как она окончила его, ее отец не преминул вскользь упомянуть об этом факте в разговоре с директором агентства, занимающегося рекламированием продукции компании Кингшип. Ей была предложена должность редактора в этой фирме, но она отказалась и через некоторое время поступила, не прибегая к помощи отца, на секретарскую работу в менее значительное агентство, где ей пообещали поручать в дальнейшем редактирование несложных текстов, при условии, что это не будет мешать ее основным занятиям.

Годом позже, когда Дороти последовала примеру Эллен и поступила в столь же легкомысленное учебное заведение, где в основном занимались спортом или шатались но университетскому двору, Мэрион осталась вдвоем с отцом в квартире из двенадцати комнат. Они регулярно встречались во время трапез, но близости между ними не было. В конце концов. Мэрион решила поселиться отдельно, хотя и догадывалась о молчаливом неодобрения отца.

Она сняла трехкомнатную квартиру на последнем этаже красивого дома в районе Пятидесятых улиц и тщательно обставила ее. Комнаты были меньше, чем в доме отца, и ей не удалось увезти все свои любимые вещи. Она отобрала те из них, которые ей нравились больше остальных и лучше выражали ее сущность. Развешивая картины, расставляя книги на полках, она видела их глазами того, кто однажды войдет в ее жилище. Почетное место было отведено картине Демута, которую она особенно любила.

Ансамбль получился современный, но не чрезмерно. Пластинки охватывали композиторов от Бартока до Стравинского и включали наиболее мелодичные произведения таких музыкантов, как Брамс и Рахманинов. Книги — а что лучше библиотеки говорит о характере ее обладателя? — отражали вкусы и личность Мэрион.

Два неравнозначных события нарушали каждую неделю однообразие ее жизни: в среду она обедала у отца, а в субботу устраивала генеральную уборку своей квартиры. Если первое являлось нелегкой повинностью, то второе неизменно доставляло ей радость. Она полировала мебель, протирала зеркала, прикасаясь к каждому предмету с осторожностью почти благоговейной.

У нее бывали гости. Во время каникул ее навещали Эллен и Дороти, которые делали вид, что завидуют ее независимой жизни. Приходил отец. Лифта в ее доме не было, поэтому, поднявшись по лестнице, он задыхался, неодобрительно качая головой. По вечерам заходили сослуживицы. Они развлекались, играя в канасту.

После самоубийства Дороти, Мэрион на две недели вернулась к отцу. Когда погибла Эллен, она оставалась у него целый месяц. Но даже горе не могло их сблизить. Во время ее второго пребывания у отца тот с робостью, совершенно ему несвойственной, спросил, не могла ли бы она окончательно поселиться у него. Однако сама мысль о том, что она может лишиться свободы, показалась ей невыносимой. После этого разговора, правда, она стала обедать у него три раза в неделю.

Как-то в субботнее утро у нее зазвонил телефон. Мэрион, любовно протиравшая, стоя на коленях, стеклянный верх журнального столика, нахмурила брови. Не выпуская из рук пыльной тряпки, она нехотя направилась к аппарату.

— Алло? — сухо сказала она.

— Алло! — отозвался мужской голос. — Я говорю с Мэрион Кингшип?

— Да.

— Простите, что беспокою вас. Я был… другом Эллен. (Друг Эллен? Красивый, элегантный, блестящий… но совершенно неинтересный молодой человек. Для нее, по крайней мере.) Мое имя Бартон или, как меня обычно называют, Бад Корлис.

— Действительно. Эллен говорила мне о вас…

«Я люблю его, — сказала Эллен во время того посещения, которому суждено было стать последним, — и он меня любит…» Сама не зная почему. Мэрион, вместо того чтобы обрадоваться, расстроилась тогда.

— Вы не могли бы со мной встретиться? нерешительно продолжал незнакомый голос. — Дело в том, что у меня осталась книга, принадлежавшая Эллен. Она дала мне ее почитать перед тем… как раз накануне своего отъезда в Блю-Ривер. Я подумал, что вам было бы приятно иметь ее.

«Наверно, какой-нибудь очередной бестселлер.» — подумала Мэрион, потом, устыдившись своей мелочности, ответила: