Дочери Марса - [23]

— Нет уж, сама там садись, — не согласилась Салли.

Сестры до сих пор не могли избавиться от отчужденности, и Салли было не по себе от мысли, что другие это заметят и будут строить догадки на этот счет. Но быстро успокоилась — в купе были удобные подголовники и диваны из мягчайшей кожи. Для согрева ног предусматривалась и печка — на полу стоял наполненный разогретыми камнями и прикрытый сверху ковриком металлический ящик. Едва все успели занять места, как кондуктор в феске учтиво сообщил, что вагон-ресторан уже работает. Сестра Митчи спросила Салли:

— Тебя не затруднит снять сверху мой чемодан?

Тут состав резко дернулся, и чемодан сам едва не слетел с багажной полки, так что никакого труда Салли это не составило. Сестра Митчи извлекла из чемодана конверт и повернулась к Наоми и Кэррадайн.

— Вот, берите, пожалуйста, — и поблагодарите вашу добрую старушку Митчи.

Это оказались талоны на обед.

— И заодно скажите всем — ни вина, ни пива, ни, разумеется, виски вы на них не получите.

Как будто они только и думают, что о виски.

— Салли, и ты тоже забирай свой талончик, — напомнила Митчи, протягивая ей белую картонку.

Салли направилась вслед за Митчи по уставленному багажом проходу в вагон-ресторан, видя, как та время от времени задевает крепкими бедрами чей-нибудь чемодан или мешок. Такой плотью грех не воспользоваться, мелькнуло у Салли в голове.

Придя в вагон-ресторан, они увидели, что над каждым столиком красуется лампа в форме цветка лотоса. На покрытых тончайшей работы скатертями столах сверкали столовые приборы. Вышивавшие эти скатерти женщины за филигранную работу получали сущие гроши, так что эта красота уравновешивалась нищетой. И здесь тоже, как выразился однажды лейтенант Маклин, вся праведность упования на разгром противника представлялась тщетной.

Через окна вагон-ресторана было куда удобнее обозревать пейзаж за окном. Какое-то время — пока поезд проносился вдоль Нила, — Салли разглядывала силуэты фелюг на темно-синей ночной воде. На секунду свет подвешенных к мачтам ламп выхватил из темноты лица стоящих на палубе людей. Люди как люди, из того же теста, что и мы, из той же крови и плоти. Но их жизнь оставалась для Салли неразрешимой загадкой. Как они обращаются к своим женам? Детям? Что те им отвечают? Так и бывает, когда странствуешь, размышляла она. Будто скользишь по поверхности, схватывая и разумея лишь то немногое, что снаружи.

В вагон-ресторан вошли остальные девушки. С ними была и Наоми, казалось, она смотрит на все будто издалека.

— Давай-ка присаживайся, Слэтри, — во весь голос позвала Митчи, указывая на два свободных места за своим столиком и за стоявшим через проход. — Кэррадайн, присядь к бедняжке! Царица Наоми, будьте добры, снизойдите до нас! А ты, оперная дива по имени Фрейд, садись вот здесь, рядом с Элеонорой. Ах, Неттис, прошу, прошу!

Все расселись, как просила Митчи.

— А теперь о твоем свекре, — обратилась Митчи к Кэррадайн, вперив в собеседницу пристальный взгляд карих глаз. — Он у тебя большой человек, насколько я понимаю?

— Генеральный прокурор. И заместитель премьер-министра.

— А твой муж? Не собирается в политику?

— Пока что об этом и не заикается. У него сейчас с армией хлопот полон рот. Бедняга, полковник вечно упрекает его в недостатке требовательности. Но уж такой у него подход к подчиненным. Взывать к лучшему в человеческой натуре.

— Ну, — сказала Митчи, — с тобой, сестра Кэррадайн, ему это явно удалось. Пока что на ваш брак смотрят сквозь пальцы. Письмо из министерства предписывает, чтобы в армию забирать незамужних, но, строго говоря, такого закона нет. Если меня кто-нибудь спрашивает, я разыгрываю дурочку.

Было видно, что Кэррадайн эта тема явно в тягость.

— Прости, — сказала Митчи. — Согласна, что такие вещи лучше обсуждать с глазу на глаз. — Видимо, чтобы загладить допущенную бестактность, она призналась присутствовавшим медсестрам, откуда она. — Из Мельбурна.

— А родились где? — поинтересовались те.

— На Тасмании, — ответила Митчи. — Я дочь владельца молочной фермы.

Сначала ее мать была очень строгой — настоящая шотландка. Но все оттого, что муж ей радости не доставлял. Его куда больше интересовали скачки. И еще жокеи в шелках. Только о них и думал. Но бывают увлечения и почище, вот он и преставился от менингита. После этого все наладилось, и матери стало полегче.

Митчи повернулась к Оноре.

— Ну, а с такой фамилией, как Слэтри, ты уж точно все знаешь о лошадях, ибо добрые паписты[8] все до единого на них помешаны. На них, да еще на азартных играх. Так ведь?

Из чьих-нибудь уст эта фраза могла прозвучать как злобная подначка, но Митчи никто ни в чем подобном заподозрить не мог.

— Верно, верно, — согласилась Онора, словно в подражание своим ирландским предкам, — если ты не играешь на скачках или во что-нибудь еще, ты точно поступаешь вопреки христианским заповедям. И пьянство — вещь вполне простительная. Все остальное, включая общение с протестантами, смертный грех, гарантия того, что тебе уготован ад и только ад.

Поезд завершал переезд через главное русло великой реки. Салли увидела, как Наоми высунулась из окна и пытается определить, какую пустыню они пересекают по диагонали. Время от времени эта громоздкая махина, оглушительно лязгая сталью и пыхтя паром, останавливалась у небольшой станции в пустыне или в оазисе. В тусклом свете можно было различить почтенных египтян, которые вместе с женами сходили с поезда или, напротив, садились в вагоны, собравшись куда-то по своим, неведомым Салли делам. Безмолвная и темная кучка домишек с плоскими крышами замерла, теряясь в тусклом свете керосиновых фонарей станции. Салли видела, как начальник станции сопровождает хорошо одетую супружескую пару египтян к выходу с платформы в полный загадок городок. Но самым загадочным Салли казалось, что на некоторых станциях за платформами никаких городков не было вообще.