Дочери Марса - [185]

— Спасибо. А сейчас прошу простить.

И он двинулся дальше вдоль шеренги медсестер.

Леди Тарлтон повернулась к Наоми.

— Думаю, все прошло очень, очень хорошо, — прошептала она. Хотя остаток шеренги был по меньшей мере озадачен, почему известный генерал так долго беседовал с чудачками из Австралийского добровольческого. На лице старшей сестры госпиталя застыла каменная безнадежность. Ведь день обещал быть благодатным, приятным и предсказуемым. Она твердо шествовала сбоку от генерала. Но понимала, что теперь возможность просить его о чем-то безнадежно испорчена.

18. Лихорадка

Однажды Салли почувствовала, что, кажется, заболевает гриппом. Поговаривали, что на некоторых передовых пунктах эвакуации раненых он вывел из строя, по крайней мере, временно, каждого третьего, а на некоторых — до половины персонала. Салли ощущала дрожь, скованность в суставах и боль в горле. Она стала мерить себе температуру и увидела, как та за несколько часов поднялась, а стремительность развития болезни была, пожалуй, одним из ее главных симптомов. Она сообщила о своем состоянии старшей сестре, и ее положили в палатку, где уже находились двенадцать заболевших медсестер, за которыми ухаживали другие медсестры в масках.

Одна из них сказала ей, как нелепо весной и летом болеть гриппом, когда нет настоящей зимы.

От высокой температуры у нее начался бред, в котором она оказалась в пронизывающей до костей ледяной воде, как после крушения «Архимеда». А рядом проплыла мать с незнакомой улыбкой на лице и сказала:

— Я могу научить вас забыть.

— Мама!

Позже ей рассказали, что она плакала.

— Дорогая, тебе снится мать? — спрашивали ее.

К спору с матерью примешивалась благодарность.

— Ты знала, что я решила совершить преступление, и умерла, чтобы его предотвратить.

А еще она встретила Чарли Кондона — он выкрасил траншею в желтый цвет и хотел, чтобы она восхитилась.

Придя в себя, она увидела Слэтри в маске. Та пришла ее навестить и рассказала, что фронт продвинулся на несколько миль обратно к Дёз-Эглиз, так что все их вещи снова погрузили на грузовики. Амьен и собор теперь в безопасности.

Врач сказал:

— Не думаю, что у вас грипп. Симптомы не совсем те. Да, быстрое начало, но вы подхватили нечто другое, пришедшее из окопов.

На всякий случай ее перевели из инфекционной палаты в отдельную комнату в терапевтическом отделении, но вскоре разрешили ходить. И хотя она, вероятно, была еще слаба, но несомненно выздоравливала. От Чарли пришла короткая открытка, где он писал, что в порядке, и долгожданная и переадресованная записка от Наоми, поразившая известием, что Иэн Кирнан в тюрьме в Англии. От срока его заключения у нее перехватило дыхание.

* * *

В Шато-Бенктен инфлюэнца началась, когда одна из медсестер Красного Креста рухнула без сознания. Лаборатория Дарлингтона уже не работала, и мазки из горла пришлось отправлять в и без того перегруженные лаборатории в Булони, так что природа инфекции ждала подтверждения. Медсестру положили в отдельное помещение, и к вечеру следующего дня она сгорела. Изможденная работой и очень худая, она, как подсказывал здравый смысл, была из тех, кто словно специально создан для инфлюэнцы, точно гаубицы, чтобы прежде всего забирать молодых.

Однако ее не посчитали за жертву гриппа, поскольку повсеместные медицинские отчеты указывали на широкое распространение инфекции, но низкий уровень смертности. Некоторые мужчины в палатах, здоровые и выздоравливающие, заразились. Теперь маски стали обязательными, если надо было покормить подхвативших вирус. Ересь майора Дарлингтона превратилась в ортодоксию, по крайней мере, на период эпидемии.

В первые дни этой страшной вспышки Наоми получила еще одно письмо, на сей раз из Мельбурна. На конверте стояло: «Кирнан и Вебстер, Импортеры и производители, промышленное оборудование».

Уважаемая медсестра Дьюренс,

Мой сын Иэн сообщил нам о вашей помолвке. Он восхищается Вами, и мы рады, что он встретил женщину, понимающую и разделяющую его высокие цели, несмотря на то, что он сейчас в тюрьме. Он имеет право на одно письмо в месяц, и сыновний долг заставил его написать первое письмо нам. Но он попросил, чтобы я в свою очередь написал Вам и передал, что он чувствует себя хорошо. Нам, как наверняка и Вам, больно было узнать, что тюрьма, в которой он находится, очень сырая, насколько мне известно, ее построили в середине прошлого века, когда представления о наказаниях были суровее нынешних. Я посетил местную тюрьму Пентридж, и мой визит обогатил меня дополнительным опытом, я исхожу из здешних условий в ней и хотел бы знать, насколько они соотносятся с положением Иэна. Наши главные надежды зиждутся на том, что его дух тверд, что он наделен духовной силой, понимает, что он не преступник, а также на созданную нами группу друзей, настоящих Друзей, для письменной кампании в его защиту. Мы написали нескольким министрам и, разумеется, премьер-министру. Но в ответ не получаем ничего, кроме формальных отписок государственных служащих с объяснением, что, поскольку население отвергло воинскую обязанность, австралийская армия должна иметь право распоряжаться военнослужащими, как сама сочтет нужным. Я надеюсь, что писавшие такие ответы не всегда будут придерживаться этой точки зрения, поэтому, когда война закончится, что однажды неизбежно произойдет, нехватка солдат перестанет быть проблемой, и аргумент в пользу наказания Иэна только потому, что австралийцы так проголосовали на референдуме, отпадет сам собой. А пока он пишет: «Я думаю, что мое наказание неизбежно в мире, каков он на сегодняшний день». Иэн настоял, чтобы я еще раз напомнил Вам, что он понимает, что Вы молодая женщина, а молодость должна заботиться только о молодости. Он в достаточной мере от мира сего, чтобы понимать, что Вы не должны ощущать себя вынужденной узницей, отбывающей срок параллельно с ним. Полагаю, Вы, скорее всего, уже писали ему, но, кажется, его правильный адрес теперь Кирнан, 27537, Военная тюрьма Миллбанк, Лондон. Мы очень гордимся заключенным 27537 Кирнаном, ибо известны примеры других молодых людей из общества «Друзей», начинавших как Иэн, но уступивших давлению.