Дочери Марса - [180]

Леди Тарлтон засмеялась и покачала головой, как будто оценивая, во что превратился, по ее мнению, мир в последнее время.

— Теперь к Дарлингтону начнут относиться серьезнее, — проговорила она. — С точки зрения борьбы с сепсисом это настоящий триумф. А это гораздо важнее адюльтера. Только вот до сих пор я это так не называла. Странно. Пока мы грешим, нам кажется, что это и есть добродетель.

Леди Тарлтон показалось это смешным. Наоми тоже улыбнулась, хотя в большей степени своему намерению спасти Кирнана, и отпила коньяк. Они сидели в тишине, как товарищи по несчастью, ведь их переживания случайно совпали.

* * *

Раненые враги, захваченные в плен и допрошенные, казались тихими, благодарными и явно настолько довольными кормежкой, что было ясно, что их пайки гораздо скуднее. Но теперь их собратья продвигались на запад. Британские батальоны появились в Деньекуре и, сделав привал на улицах деревни, двинулись по дороге мимо передового пункта эвакуации раненых, чтобы занять окопы на линии фронта. Оказавшиеся на улице медсестры и санитарки нестройно приветствовали их. В массе эти солдаты казались решительными, они находились на периферии воинственного потока, который двигался на восток навстречу вражескому. Возможно, это были просто символические жертвы, и главной похвалой, которой им суждено было удостоиться во всей этой истории, могли оказаться жидкие крики и аплодисменты усталых мужчин и женщин передового пункта эвакуации раненых в деревушке Деньекур.

Раненых из Деньекура как можно поспешнее эвакуировали. Никто не знал, что произойдет, но было ясно, им будет безопаснее в тыловых госпиталях. Отравленных газом увезли примерно за один день, а хирургические операции проводили лишь в самых экстренных случаях. Для транспортировки раненых использовали все имеющиеся транспортные средства, на возвращающиеся порожняком в тыл грузовики, доставившие боеприпасы, грузили легкораненых. В неразберихе приказов два восьмитонных грузовика набили носилками и одеялами, кислородными баллонами и упаковками перевязочных материалов и лекарственных препаратов, полностью подготовив к отправке в безопасное место.

На запад тянулись отставшие от своих частей остатки разбитых подразделений, между ними двигались семьи местных жителей на подводах или толкавшие тачки с добром и детьми. По дорогом на запад тащили упряжками даже пушки в поисках новых, расположенных в тылу позиций, откуда можно было бы обрушить огонь на наступающего врага.

Среди всей этой суматохи каким-то неведомым образом возник Чарли Кондон. Невероятно, но в этом жутком хаосе бегства и передислокации ему удалось найти Салли. После того как он отрапортовал майору Брайту, ему разрешили пройти к ней в палату.

— Иди, иди, — рассеянно разрешила старшая сестра, едва Чарли показался в дверях полупустой реанимации. Она понимала, что он заскочил на минутку. Салли вышла к нему. Позже она не могла вспомнить, о чем они говорили, но, несомненно, что-то банальное. Оба боялись выказать чувства перед старшей сестрой и другими медсестрами. Но на тропинке по пути в столовую, где в тот безумный час никого не оказалось, взялись за руки. Они уселись, тесно прижавшись друг к другу, на старый диван, располагающий к близости, но стоящий там, куда в любой момент могут войти. Она ощущала тяжесть его полуобращенного к ней торса. Сидеть бок о бок было мало. Их тела не могли полностью соприкоснуться друг с другом.

— Ты меня просто потряс, Чарли, — сказала она. — Не скажу, что не ждала. Но просто невероятно, что ты здесь.

— Нет, — сказал он, — это естественно. Помнишь, я был здесь в разведке. Теперь я с передовым отрядом из Фландрии.

Они снова обнялись. Их губы были настолько отзывчивы и столько ведали друг о друге, что ее вынесло на безмятежный горизонт ощущения их судьбы, а следовательно, защищенности. Казалось, самые естественные теперь позы — позы близости, те, глядя на которые под пирамидами, она считала себя неспособной и которые не вызывали у нее ни малейшего возбуждения.

— Не волнуйся, — пробормотал он. — Наши солдаты всегда были в окопах и истекали кровью. Сейчас наши враги тоже в окопах, мы прольем их кровь.

Его уверенность и жажда мести ее не шокировали. Ведь это враги.

— Говорят, нас собираются вернуть, — призналась она. — Может, в Корби, но кто его знает? Считается, что немцы могут взять Амьен. Как бы то ни было, я не хочу видеть, как тебя принесут на носилках. Но если такое случится и ты попытаешься приподняться и улыбнуться мне, я ужасно рассержусь.

— Салли, мне пора, — сказал он.

Высокая кровать в занавешенной комнате, очевидно, не собиралась распахнуть им объятия. Не ко времени, хотя их тела уверяли, что в самый раз. Какое-то время он постоял согнувшись, пока страсть слишком уж очевидно демонстрировала себя. А затем побежал к грузовику, ожидающему на дороге в Бапом. Его торопливость напугала ее. Ей не понравилась такая спешка. Она чувствовала себя какой-то обманутой стремительностью и рвением, с которыми он забрался в кабину и захлопнул дверь.

Вскоре после отъезда Чарли появились машины «Скорой помощи» с ранеными, приехавшие санитары рассказали, что полковые пункты медицинской помощи и перевязочные станции с лежащими в них бедолагами оставлены врагу. Заключенные, которых под конвоем вывели на работы по прокладке новой дорожки между палатами, теперь весело болтали друг с другом по-немецки — предвкушали скорое освобождение. На дорогу, по которой отступали войска и местное население, с неба сыпались бомбы, которые сбрасывали немецкие самолеты, низко летящие над землей. С ближайшего перекрестка две зенитки тявкали на них, точно беззубые сторожевые псы. Морфин оберегал самых тяжелых раненных от понимания происходящего. Но Салли видела, что на лицах многих других растут паника и смятение. Фронт, от которого их, как они считали, избавили раны, догонял, чтобы снова схватить.