Дочери Марса - [179]

Все наблюдали за леди Тарлтон. После отъезда Дарлингтона она заперлась в своем кабинете. Всем хотелось, не без женского сочувствия, увидеть, какой она выйдет. Она вышла к чаю, как обычно, чтобы обойти палаты и поговорить с солдатами. Ее присутствие всегда действовало благотворно, когда она склонялась над каким-нибудь из раненых и справлялась о его здоровье с таким безупречным выговором, какого до того, как попадали сюда, большинство австралийцев никогда даже не слыхивали. Выздоравливающие офицеры ждали отправки на фронт, и ясно было как то, что их осколочные и пулевые ранения или контузии исцеляются, так и то, что все как один ею очарованы.

Но в тот вечер внимательный глаз мог заметить некоторую замедленность ее движений и расспросов, рассеянность. Взгляд, устремленный на пациента, мог на миг затуманиться, но затем она снова брала себя в руки.

— Зайди ко мне в кабинет, — глубоким контральто шепнула она Наоми, завершая обход.

Наоми в душе, хоть ей и было за это стыдно, радовалась, что они сестры по несчастью. Пока она шла следом за леди Тарлтон, все девушки из Красного Креста, завидуя ее близости с леди Тарлтон, провожали ее глазами. И они, и австралийские медсестры смотрели на них с любопытством, которое вызывают женщины, переживающие любовные потрясения. По дороге леди Тарлтон расспрашивала Наоми об Иэне. Наоми, еще не оправившаяся от переживаний, но все еще надеясь, что ей удастся добиться пересмотра дела, подробно все рассказала и добавила, что необходимо засыпать письмами генерала Бидвуда и генерала военно-медицинской службы Хауза.

Кабинет леди Тарлтон, казалось, выглядит как обычно. Кипы свежих документов на столе и вдоль стен свидетельствовали, что дел по-прежнему невпроворот. Леди Тарлтон указала Наоми на стул, а сама достала из книжного шкафа бутылку коньяка, которая не была вовсе спрятана, а стояла на самом видном месте, и налила в два стоящих на столе стакана.

— Мужчины очень странные создания, Наоми, — проговорила она. — А если они не такие, их сажают в тюрьму. — Она отхлебнула коньяку. — Мы поссорились. Поссорились и ничего более. Тем не менее он воспользовался ссорой в качестве предлога. И ушел. Не могу в это поверить. Ссора стала для него предлогом, поводом к войне, и он сбежал. — Она отхлебнула еще раз. — Ммм, — выдохнула она, проглотив. — Возможно, с этого момента моим любовником станет коньяк.

Наоми про себя подумала, что коньяк вряд ли может стать точкой приложения всей энергии женщины и исходящего от нее света.

— Твое горе с этим твоим квакером, — проговорила она. — Митчи с ее хирургом, и я с моим. Сплошные несчастья, сама знаешь. Просто удивительно, ведь мы так старались. Похоже, я окончательно достала кузена Дарлингтона в Булони, он один из шишек в военно-медицинской службе. Я помню этого человека, и меня здорово удивляло, что майор ему родня. Я имею в виду, майор действительно крайне одаренный человек. А в результате, насколько я понимаю, эта шишка поклялась отомстить Дарлингтону. — Она на секунду задумалась, глядя в пустоту. — Такова официальная версия, — продолжала она. — Но есть и реальная. И она куда печальнее. Но мы забыли о твоем несчастье.

— Нет, пожалуйста, продолжайте.

— Не сомневайся — мы только начинаем борьбу за твоего жениха.

— Но вы сказали «печальнее»?..

— Да. У мужчин при власти любая женщина, которая пытается с ними бороться, официально считается сумасшедшей. Мой муж числит меня сумасшедшей и фактически встал на сторону своих приятелей против меня из-за того, что переняла австралийский образ жизни, что у меня никогда нет полностью соответствующего платья, что в отличие от него я не терплю выбившихся наверх приматов. И вот пожалуйста, газеты объявили меня сумасшедшей. Есть несколько таких статей. А поскольку я безумно надоедала Медицинской службе сухопутных войск Великобритании, и в частности бедному кузену майора Дарлингтона, то, как видишь, страдает майор. Все говорят, что старина Дарлингтон связался с сумасшедшей. После таких надежд! Они в один голос твердят, что меня следует освидетельствовать в Австралии и держать в колониальной психушке! А с другой стороны, человек, помешанный на своих исследованиях, он хочет добиться признания своих ценнейших открытий в области сепсиса, короче, гениальный человек. А все, с кем он пытается об этом заговорить, думают не о его аргументах, а о его безумной любовнице. Вот в чем дело… поэтому он и ушел. Пришлось выбирать между мной и известностью.

Даже убитая горем, Наоми ощущала боль этой истории, но сомневалась, что сможет найти слова утешения.

— Конечно, — сказала леди Тарлтон, — тебе это все не очень интересно. Но я надеюсь, что, несмотря на это судилище, в ближайшее время тебе все-таки удастся стать счастливой. И ты вернешь своего квакера, если это именно то, что тебе нужно.

— Но вы тоже заслуживаете счастья, — возразила Наоми.

— Почему же именно я? — с улыбкой спросила леди Тарлтон.

— Потому что вы красивая, умная и у вас высокая душа.

Леди Тарлтон засмеялась.

— Так это как раз самый точный, до мельчайших подробностей, рецепт несчастья. Знаешь, а может, когда кончится война, я просто вернусь к своему прежнему ремеслу шляпницы. Это стало 6bf воплощением всех их кошмаров. А я это действительно люблю. Мне нравилось создавать эти штучки, которые женщины надевали на голову. Для меня хорошая шляпа куда интереснее, чем все, что висит в Королевской академии художеств.