Дочери Дагестана - [17]

Сосед-старик растолковал Гасану, что песня в свое время адресовалась его матери. Это очень опечалило мальчика, и он сказал: «Эх, если бы не умерла мама, а Махмуд не погиб, то я отвел бы ее за руку к нему и попросил: «Будьте вместе!».

…Много, много лет назад в пути из Унцукуля в Кахабросо меня и моих юных друзей сопровождал проливной дождь. Было холодно, хотя на дворе стоял июль.

Памятник Махмуду в Унцукуле. Автор – Хасбулат Аскар-Сарыджа

Часа два пути, и мы у разрушенного, заброшенного аула Бетль. Стены домов без крыш, некоторые сакли совсем развалились, и на их месте лежат лишь груды камней. Заброшенный уголок.

Здесь, в Бетле, много лет назад жила и умерла любовь Махмуда – красавица Муи. В ауле ничего не осталось, что напоминало бы о них.

Время превращает в пыль даже гранит, но оно бессильно перед памятью. Имена Махмуда и Муи не забыты. Люди помнят о них и из поколения в поколение передают суровую повесть о трагической любви кахабросинца к бетлинке.

Сану – жена Хаджи-Мурата

…23 ноября 1851 года Хаджи-Мурат перешел на сторону русских. Его жена Сану, мать Залму, два мальчика и четыре девочки остались в ауле Цельмес, приютившемся под стенами Хунзахского плато.

Даниель-султан – наиб Харахинский, узнав об измене Хаджи-Мурата, велел посадить в яму семью беглеца. Выполняя это приказание, мюриды сначала разграбили дом, а затем подожгли его. Люди Даниель-султана устроили возле горящего здания дикую оргию.

При этом, говорят, произошел такой эпизод: во время обыска Сану успела передать соседке мешочек с кольцами, браслетами и небольшим количеством денег, но сделала это так неловко, что действия женщин были замечены мюридами. Они отобрали драгоценности, повалили посредницу на землю, обнажили ей грудь и насыпали горящие угли на голое тело. Жена Хаджи-Мурата увидела это, вырвалась из рук мюридов, сбросила угли и, подняв на ноги перепуганную женщину, отправила ее домой.

Хаджи-Мурат

Когда семью Хаджи-Мурата вели в яму, каждый сопротивлялся, как мог, но больше всех – одиннадцатилетний Гулла, прозванный Хаджи-Муратом «пулей». Увидев, что мюриды толкают бабушку Залму, мальчик схватился за рукоятку маленького кинжала, висевшего на поясе. Ему тут же скрутили руки. Тогда Гулла стал кусаться и бить мюридов ногами. Озверев, те повалили мальчика на землю, избили его и бросили в яму.

В темницу, где сидели бабушка Залму, жена Хаджи-Мурата Сану, сыновья Гулла и Абдул-Кадыр и дочери Баху, Бахтике, Семисхан и Кихилай, один раз в сутки приносили по чашке воды и горсть сухих кукурузных галушек.

Тяжелее всех пришлось Сану. Через 3 месяца в той же яме она родила мальчика. Пеленать ребенка было нечем. Женщины своими телами согревали младенца, которого в честь отца назвали Хаджи-Муратом. Иногда бабушке и Гулле разрешали выходить за пищей, но рассказывают, что мальчика при этом каждый раз избивали. Не возвратиться Гулла не мог: два брата и четыре сестры ждали его.

«Со смехом или со слезами, но Гулла должен вернуться в темницу», – говорил по этому поводу ребёнок. Слова Гуллы стали крылатыми и до сих пор живут среди аварцев как пословица.

Матерью этого мальчика была не Сану. Он родился от первой жены Хаджи-Мурата, грузинки Дариджы, захваченной во время одного из набегов на Кахетию.

Сану, вторая жена Хаджи-Мурата, была родом из Чечни. Когда она выходила замуж за дагестанца, а случилось это в Ведено, девушке шел 20-й год. Впоследствии, через много лет, Сану рассказывала, что сватать ее приходил сам Шамиль, а в день свадьбы имам сидел на самом почетном месте у костра.

Когда Сану выдавали замуж, ее отца, чеченца Дурди, уже не было в живых. А погиб он в какой-то мере из-за дочери.

Случилось это так.

Одним из самых смелых наибов Шамиля считался А. Так вот, этот наиб в свое время, еще до Хаджи-Мурата, сватал Сану.

Неизвестно почему, но Дурди не захотел иметь родственных связей с А. Тогда наиб вызвал чеченца к себе. Не поехать было нельзя. Ослушаться – значит проявить неуважение к самому имаму.

Рассказывают, что когда чеченец стал собираться в дорогу, его жена, кабардинка Кумси, посоветовала взять с собой охрану.

Дурди сначала отмалчивался, видимо, раздумывая: согласиться с женой или нет. Все говорило о том, что вызов наиба связан с неудачным его сватовством к Сану.

«Нет, – решил Дурди, – поеду один. Скажут – трус: едет с целым караваном». Дурди, видимо, надеялся на свою богатырскую силу. Был он плечист и ростом больше двух метров. Не каждая лошадь могла носить этого человека, и не всякая сабля годилась ему. Чеченцы восхищались великолепным сложением своего богатыря и называли его не иначе как дэвом. Под стать отцу выросли и сыновья. Их у Дурди было семеро. И все семеро погибли в боях с царскими войсками.

Наконец, Дурди пустился в путь. Но не успел он отъехать от родного села Гихи-Мертан и 15 верст, как раздались выстрелы. Пуля попала ему в спину. Потеряв сознание, чеченец упал на землю, а лошадь понеслась обратно в аул. Раненого Дурди привезли домой, где он вскоре скончался.

После похорон отца на Сану посыпались упреки. Мать считала ее виновницей смерти Дурди. Однажды, когда Кумси снова стала поносить дочь, Сану достала отцовский кинжал и полоснула себя по шее. Горские лекари спасли девушку. Мать опомнилась: нет сыновей, нет мужа, неужто и дочь должна погибнуть?