Дочери аптекаря Кима - [7]
За последние годы дом превратился в настоящие руины. Двор густо зарос полынью, ограда обвалилась, и дом стал надежным убежищем для змей и жаб. Если даже представить, что здесь прежде не было никакого кровавого события, то людей пугал одинокий дом на окраине деревни со столетним могучим вязом перед воротами, в черных ветвях которого грозно шумел ветер, прилетающий из непроходимых лесов гор Андвисан. Дрожь пробивала каждого, проходившего мимо проклятого дома. Особенно жутко бывало там в грозу, когда в небе собирались тучи, сверкали молнии, гремел преумноженный эхом гор раскатистый гром.
Жители деревни рассказывали, что духи Сукджон и Сон Ука являлись в проклятый дом даже в ясную погоду: нарядно одетая Сукджон то сидела на бамбуковой террасе и отбивала белье, то резвилась вместе с погибшим путником. Женщины села взяли в привычку пугать детей этими привидениями, когда дети начинали капризничать.
Каждый год по весне во дворе расцветали абрикосовые и вишневые деревья. Летом созревали абрикосы, вишни и наливались сочные гранаты. Дети окрестных деревень, испытывая большое искушение перед сочными аппетитными фруктами и преодолевая всякий страх, как ужи, проникали сквозь разрушенную ограду и срывали источающие сладкое благоухание фрукты. Взрослые стыдили и укоряли их, говоря, что фрукты принадлежат душам убиенных.
Когда Джи Соквон и Сонсу достигли деревни, они подошли к дому аптекаря Кима Бондже со стороны задних ворот.
— Быстрее! Проходите, — подталкивая Сонсу в направлении к дому, шепнул Соквон, — и чтобы больше такого не повторилось. С сегодняшнего дня чтоб ни шагу в этот проклятый дом! Нечего вам туда ходить, а то кровь высохнет и помрете еще… — Соквон состроил страшную гримасу, но сразу же улыбнулся, показав сквозь усы свои пожелтевшие зубы.
Сонсу пристально посмотрел на беззвучно смеющееся лицо мокнувшего под дождем Соквона и вошел в дом. Соквон же направился к прибрежной таверне.
Соквон был оптимистом и веселым парнем. С тех пор как его хозяин Боннён исчез и больше не появлялся в Тонёне, он прислуживал то в одном, то в другом доме. Поскольку в его документах не стояло пометки «слуга», он не был обязан служить какому-либо определенному хозяину. Несмотря на свое низкое происхождение и нижайший общественный статус, Соквон был свободен. Он не знал, кем были его родители и где он родился. С детства он служил на побегушках на рыбном рынке. В свои двадцать лет он очутился в Тонёне и стал слугой Боннёна.
Прошло шестнадцать лет, за которые многое изменилось. Страна пережила трудные времена — военное восстание 1882 года[15], государственный переворот 1884 года[16]. Япония, Китай, Россия и даже Великобритания угрожающе рычали друг на друга, положив на Корею глаз, как на аппетитный кусок мяса. При всех этих внешних и внутренних конфликтах в стране набирало силу народное движение Тонхак, приведшее впоследствии к крестьянскому восстанию[17].
Попал в этот водоворот и Джи Соквон, предоставив свою судьбу в распоряжение армии. Он был не из тех, кто разбирается, кто прав, а кто виноват. Что бы ни случилось в стране, сколько бы ни менялась власть, Соквон не вникал в происходящее. Единственное, чем он гордился, — это быть солдатом. Он считал за большую честь щеголять по улицам в военной форме с тяжелым ружьем на плече. Принимали его или нет, одетый в военную форму Соквон по-прежнему просиживал ночи в пивных заведениях и картежных домах. Как только водка попадала ему в глотку, весь мир казался не таким уж плохим, и все блага земные шли прямо ему в руки. Соквон был человеком беззлобным, но чересчур уж злоупотреблял спиртным и сильно дебоширил. Страсть к баловству и водке была его большим недостатком и единственным развлечением. Пьяные выходки Соквона нередко заканчивались скандалами и драками. Больше всего доставалось в таких драках официанткам пивных заведений, которые в глубине души сочувствовали Соквону: мол, этого парня не исправишь. Даже вошло в привычку обращать выходки Соквона в шутку и оставлять его безнаказанным. Соквону было уже тридцать пять лет, но до сих пор он так и не мог расстаться со своим холостяцким положением. Казалось, что бесконечные попойки стали его самым любимым занятием, а пивные заведения — постоянным местом проживания.
— Соквон, идиот ты эдакий! Что, силенок нет, чтоб притащить для себя девку? — дразнили его официантки.
Слушая их, Соквон только посмеивался.
— Вон шляпник из Менде притащил для себя девку, и плотник Гиён из Понде притащил девку. А ты что? Тебе бы только водку жрать да мочиться! Вот помрешь — и станешь духом Мондаля[18].
— Ха! Ну и что хорошего, что притащил на спине?! Сзади-то красавица, а спереди уродина, что теперь поделаешь, так и приходится жить, ха-ха-ха… — оголив свои желтые зубы, громко рассмеялся Соквон. Он прекрасно знал забавную историю плотника Гиёна, который как-то ночью увидел со спины девицу, несущую ведра с водой, и сразу влюбился. Взвалил ее себе на спину и дал стрекача. Притащил домой, а поутру оказалось, что девка-то рябая.
