Дочери аптекаря Кима - [102]

Ёнбин оглядела свой черный костюм и усмехнулась.

— Может, прогуляемся? — предложил Тэюн.

— Давай. Подожди-ка меня здесь. Я быстро.

Ёнбин вошла в учительскую, взяла сумочку и сразу же вышла. Дойдя до ворот Донхва, Ёнбин спросила:

— Нет, а правда, что случилось? Ты так внезапно…

— Да, внезапно. До этого утра я даже и не думал о тебе. Но, идя на встречу кое с кем, я почему-то вспомнил о тебе.

— Так с кем же ты собираешься встретиться?

— Хм, да как тебе сказать…

— Я рискую быть лишней. В таком случае, я лучше отклоню твое предложение.

— Ты тоже знаешь этого человека.

— Сунджа, что ли?

— Нет, господин Ган.

— Что-о? Тот самый?

— А что? Не хочешь его видеть?

— Не то что бы… Я хотела бы знать твои намерения.

— Мои намерения? Ха-ха-ха… — громко рассмеялся Тэюн, — просто было бы неплохо, чтобы вы поближе познакомились друг с другом.

— Видимо, у тебя появилось свободное время.

— Вообще-то занят, но для тебя свободен. Я же не машина, которая работает без отдыха.

— А он тоже хочет со мной встретиться?

— Он ничего не знает, он сейчас меня ждет в зоопарке Чангёнвон.

— Ну, это уж слишком! Значит, я нежданный гость! — рассмеялась Ёнбин, продолжая идти за братом.

Когда они приблизились к зоопарку, Ган Гык уже стоял перед входом и покуривал сигарету. Завидев идущего к нему навстречу Тэюна в сопровождении Ёнбин, смутился, однако снял шляпу и поздоровался.

— Долго ждал?

— Да нет.

— Ёнбин, ты посмотри пока тут на обезьян, а мы отойдем на минутку.

Тэюн и Ган Гык отошли в безлюдное место. Какое-то время они, низко склонив друг к другу головы, о чем-то шептались, а потом снова вышли на свет.

— Прошу прощения, — мягко улыбнулся Ган Гык, с его лица сошла прежняя напряженность.

— Видимо, у вас появилась масса времени, — Ёнбин тайно наблюдала за Ган Гыком.

— Может, пойдем куда-нибудь, поужинаем? — Ган Гык сделал предложение непонятно кому, то ли Ёнбин, то ли Тэюну. В Пусане его угощал Тэюн, теперь же, будучи в Сеуле, Ган Гык захотел отблагодарить его.

— Неплохо, — ответил Тэюн.

Ёнбин чувствовала себя несколько смущенной, однако молча последовала за ними. Они пошли прочь от зоопарка и, пройдя по какому-то безлюдному извилистому переулку, зашли в китайский ресторан. По-видимому, этот район был хорошо знаком как Тэюну, так и Ган Гыку, и в этом ресторане они бывали не раз. Они расселись за круглым столом. В ожидании заказанных блюд все трое хранили молчание. Если раньше Тэюн неустанно о чем-то говорил, то сегодня он был подозрительно немногословен, только изредка нервно подергивался край его глаза. Ёнбин предчувствовала, что их ожидает серьезный разговор. Были поданы блюда. Ган Гык выбросил сигарету и, вытирая руки влажной салфеткой, предложенной в ресторане, произнес:

— Госпожа Ким, что вы думаете о революции? — задал он вопрос напрямик.

Ёнбин, загадочно улыбаясь, сказала:

— По-моему, это мечта, в которой я не смогу принять участие.

— Совершенно верно! Это мечта. А еще точнее, революция — это мистерия.

— Как удивительно слышать это именно от вас, — Ёнбин почувствовала в себе быстро растущую теплую симпатию к своему собеседнику.

— Революцию задумывают гении, делают ее герои-романтики, а трусы и подлецы захватывают власть. Романтики в итоге проигрывают, но они возрождаются в последующих поколениях.

— И вы, несмотря ни на что, продолжаете действовать?

— Разумеется, ибо то, что фундаментально, когда-то и превращается в пользу.

Некоторое время они помолчали, пережевывая куриное мясо.

— Но если вы назовете революционера романтиком, вы оскорбите его.

— Ничего подобного. Романтизм — это главная движущая сила революции. От господина Ли я слышал, что вы участвовали в студенческом движении.

— Я всего лишь была втянута в это моими друзьями.

— Но неужели вы думаете, что в студенческом движении нет и капли романтических чувств? Другими словами, патриотизма? Ведь что-то прекрасное присутствует в сердцах студентов. Это можно рассматривать даже как некоторый вид героизма. Конечно, это понятие весьма расплывчатое, но в нем есть нечто таинственное и мистическое. Если толпа не будет привлечена этой мистерией, она не последует за вами. В этом-то и заключается трагедия прекрасного.

Тэюн не говорил ни слова. Он сосредоточенно думал о чем-то своем. Ёнбин же была весьма заинтересована анализом Ган Гыка революционных настроений. Она вспомнила слова, сказанные когда-то Тэюном: «Для Ган Гыка-революционера не существует гнева, скорби и напора, которые есть у других революционеров».

— Ну как, госпожа Ким, у вас не возникло желания стать романтиком? — по-деловому спросил Ган Гык.

— А вы хотите, чтобы я им стала?

— Нет, я не имел этого в виду. Вы должны сами решить. Так как ранее слишком многое решало за вас.

— Откуда вы это знаете?

— Знаю, потому что вы сейчас переживаете то же самое состояние, что и я.

Эти слова, принятые Ёнбин за прямое признание в любви, заставили ее покраснеть. Почувствовав это, она смутилась.

— Что вы можете знать о человеке, которого видите всего лишь во второй раз? Ган Гык улыбнулся, подозвал официанта и заказал пива.

— Если честно, я раньше думал, что Тэюн вас переоценивает.

Тэюн посмотрел на них исподлобья.