Дочерь Божья - [106]

— Мой отец в это верил, — тихо сказала Зоя. — Он говорил мне, что все религии и верования — как витражное стекло, что окрашивает свет во все цвета радуги. Цветов много, но светит одно солнце. Бог создал нас разными и разговаривает с нами на разных языках.

— Ваш отец был мудрым человеком, — сказал Морген. — Мы — смертные создания, что пытаются постичь бессмертие. Имеют значение лишь наши вопросы. Вопросы, а не ответы, потому что ответы никогда не полны, они всегда ограничены нашими чувствами. И никогда не были истинными, поскольку человеческие «ответы» о тайнах мироздания всегда окрашены в цвета местной культуры, общества, целесообразности, предубеждений, алчности и прочих смертных грехов… И все же, несмотря ни на что, человек должен верить. Вера — то, что питает паше творчество, воодушевляет на подвиги, не объяснимые природными явлениями, позволяет выходить за пределы физического мира. — Он наклонился вперед и поставил локти на стол. — Люди должны верить. И они должны верить в правду. Мы можем стать тем, что даст им эту правду. — Морген смахнул со лба капли пота. — Большая часть того, на что опирается сегодня церковь, — лживо. С исторической точки зрения — правда, такой историк родится через столетие-другое — истина лишь укрепит веру. Но мы и те, кто будет жить после нас, обречены на страдания за грехи, опрометчивость и страхи людей, которые жили в 325 году от Рождества Христова. Альтернатива этому — позволить фашистам, диктаторам и прочим честолюбивым властителям использовать правду, чтобы шантажировать будущее.

Он откинулся на спинку стула; было видно, что он очень устал. Через минуту Сет поднялся, подошел к камину, снял кофейник с огня и поставил его на стол. Посмотрел на Моргена:

— Хотите? — Священник устало покачал головой. Сет налил кофе себе и Зое и вернулся к камину, чтобы опять поставить кофейник на огонь. Энергии Моргена теперь хватало лишь на то, чтобы сидеть за столом, и он держался за грубую столешницу, как держится за обломок доски последний выживший в кораблекрушении. Они сидели молча, слушая, как за окном свистит ветер и шумят деревья, в камине трещат дрова, а в комнате раздаются негромкие звуки человеческого присутствия — дыхание, какое-то движение. Через некоторое время Сет нарушил молчание.

— Не понимаю, как вы, зная все это… пройдя через все это, остаетесь не просто священником, а католиком.

Морген взглянул на Сета и улыбнулся:

— Я прошел через множество кризисов моей веры, как тот, который, судя по всему, переживаете сейчас вы, — ответил он. — Но я считаю, что вера в Бога поддерживает и укрепляет нас…

— Однако сама идея Бога настолько извращена политиками и опорочена организованной религией, — задумчиво произнес Сет. — Даже сама идея Его существования вызывает сомнения.

— Да, — терпеливо ответил Морген. — Так и есть. Вера поддерживает нас, религия разобщает. Но представьте себе вот что. Вы взбираетесь на гору и вдруг замечаете, что волокна страховочной веревки прогнили. Вы отцепите страховку? Отринете свою веру лишь потому, что часть ее сгнила? — Сет нахмурился. — Вера связывает нас с духовным миром, — продолжал Морген. — Но вера и религия — это сплетенные волокна одной веревки. В любой организованной религии истинная вера и богомерзкая ложь переплетены, как волокна этой веревки. Нельзя вырвать волокна зла, не разорвав веревку, и мысль об этом повергает меня в отчаяние. Я всего лишь смертный, мне не дано знать наверняка, какие волокна надо вырвать, а какие оставить.

— То есть вы принимаете церковь такой, какая она есть, со всеми изъянами?

— Почти, — согласился Морген. — Насколько могу. Знаете, я вижу все религии не как витражи, а как множество дверей, ведущих к Богу. Как смертные твари, мы способны объять лишь незначительную часть бесконечности. Так что не удивительно, если каждый народ, каждая культура видит свою маленькую часть Бога.

— Это как в притче про слепцов, описывающих слона? — спросила Зоя.

— Приблизительно, — ответил Морген. — Только каждый из нас слеп по-своему. Я думаю, что в каждой религии есть свой истинный проблеск Бога.

— Но как они все могут утверждать, будто истинный путь к Богу — только у них?

— Не могут, — возразил Морген. — Если честно, то не могут. Если это честные добрые верующие. Исключение, неприятие и оскорбление других видений Бога — зло, причиняемое мужами.

— И женами, — добавила Зоя.

— И женами, — улыбнулся Морген. — Бог — мужского пола. И женского. И ни того, и ни другого. Мы пытаемся узреть Бога, но нам так хочется видеть кого-то похожего на нас самих.

— Получается, что вера — наша связь с божественным, а религия — попытка перенести образ Бога на человека? — Старый священник кивнул. — Но не кажется ли вам, что это неправильно — ставить одно видение Бога над другими или пытаться ограничить Бога рамками одного пола? — спросила Зоя. — Разве это не идолопоклонство? Ограничить безграничное, нарисовать лицо безличного? Возможно, заповедь «не сотвори себе кумира» нужна для того, чтобы мы сосредоточились на абстрактном, бесконечном и всеобъемлющем, а не на сиюминутном и косном теологическом воплощении?