Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера - [51]

Всякий раз, когда Маки задерживала полиция, папа забирал ее из участка. Когда ее отправили в исправительный центр, а потом в тюрьму, он постоянно ее навещал.

— Почему?

— Я все перепробовал, чтобы образумить тебя. Даже бил. Маки начинала плакать и просить прощения, а от тебя мне ни разу не удавалось добиться ответа. В итоге ты продолжала поступать так, как тебе вздумается. Я понятия не имел, что творится у тебя в голове. Когда тебя арестовали, я хотел тебя навестить, но потом решил, что это бесполезно. Если бы я пришел, ты бы никогда не поменяла своего отношения. И мне пришлось тебя бросить… Мне было от этого гадко на душе, поверь, но я верил, что в конечном итоге это пойдет тебе на пользу. Ты все это снесла от меня и все равно нашла в себе силы меня простить. И вот теперь ты здесь… Такая взрослая… Тогда, в те годы, я и представить не мог, что смогу вот так с тобой разговаривать. Никогда не знаешь, как судьба обернется, — он улыбнулся и погладил меня по голове.

— Какая разница, сколько ты меня бил. Ты все равно оставался моим папой.

В отрочестве мне всегда казалось, что отец меня игнорирует. Мне хотелось, чтобы он обернулся и посмотрел на меня. Когда мне не удавалось привлечь его внимание, мое сердце разрывалось от одиночества. Я не страшилась побоев, боялась, что он меня больше не любит. Наверное, именно поэтому вспоминала о безделушках, которые любила в детстве, но с возрастом растеряла. То же самое произошло и с отцом.

Вскоре после того, как меня отправили в исправительную школу, один из тамошних учителей мне сказал: «Тендо, я заметил, что, когда у нас уборка, ты заботишься о том, чтобы все было чисто, даже когда учителя за тобой не смотрят. Тебя никогда не раздражают эгоисты, которые ничего не делают. Я никогда не встречал такой девочки, как ты. Понять не могу, как тебя угораздило сюда попасть».

То же самое говорили и остальные взрослые, окружавшие меня. Для них я представляла собой совершенную загадку. На самом деле все просто. Я вела себя плохо, но в том не было ни моей вины, ни вины окружающих. Мне хотелось веселиться — именно это я и делала. Я всегда была слабой, но притворялось крепкой как кремень, ну а кроме того меня окружали друзья, с которыми можно было потусоваться, — и тогда для мне это казалось самым важным на свете. Разгуливая с друзьями по ночным улицам города, я чувствовала себя как дома. Я всего-навсего была ребенком, который делал то, что ему вздумается.

— Сам я туда уже не доберусь. Ты не могла бы отыскать могилу Фудзисавы-сан и поблагодарить ее за меня?

— Конечно,папа.

Пожилая дама была очень к нему добра, но с тех пор как папа вышел из больницы, у нас в семье творилось такое, что у него не было времени ее проведать и засвидетельствовать свое почтение. Как это ни забавно, но я и сама подумывала о том, чтобы сходить на ее могилу. Мы с отцом были невероятно похожи. Я почувствовала, сколь крепко связывают нас узы кровного родства.

Вскоре здоровье папы стало день ото дня ухудшаться. Как-то раз он сказал мне:

— Такамицу — молчун, и все же он хороший человек. Он все делает правильно. А еще он искренне тебя любит. Почему бы вам вместе не навестить меня? Мне хочется ему кое-что сказать. Сама знаешь, я для вас с ним был не самым лучшим отцом.

— Я приведу его на следующей неделе.

— Вот и славно, — ответил папа улыбнувшись, и, когда он помахал на прощание, я обратила внимание какой бледной и тонкой стала его рука.

Я всей душой хотела выполнить обещание, данное отцу, и на следующей неделе мы с Такой прибыли на вокзал Иокогамы. Всю дорогу до квартиры Маки мы сидели в такси и молчали. Когда такси остановилось, в глаза бросилась машина «скорой помощи» с распахнутыми задними дверьми.

Господи, только бы не папа.

Однако из дома вышли двое санитаров, которые несли на носилках отца, а за ними бежала голосившая во все горло Маки. Я выскочила из такси и бросилась к ним.

— Папа, это я, Сёко! Ты меня слышишь? — кричала я.

— Сёко, пожалуйста, прости Маки. Ради меня, — прошептал отец слабеющим голосом, после чего закрыл глаза и, казалось, уснул.

В больнице его сразу направили в палату интенсивной терапии. Когда мы попытались проследовать за ним, нам преградил дорогу врач:

— Пожалуйста, подождите здесь. Сейчас он слишком слаб, чтобы разговаривать, — и он закрыл двери прямо перед нами.

Сквозь маленькое окошечко в них нам было видно, как суетятся люди. Маки сидела в зоне для курящих и плакала:

— Папочка! Папа! — Ее ноги дрожали, и она ничего не могла с этим поделать. — Сёко, я только и делала, что трепала папе нервы…

— Маки-тян, — вздохнула я и, прислонившись к стене, заскользила вниз, пока не опустилась на корточки.

Распахнулась дверь, показалась медсестра.

— Скорее заходите, — позвала она. Но когда мы уже были у дверей, мы услышали, как аппарат ЭКГ издал протяжное «б-и-и-и-и-и-п», и увидели, что линия на мониторе стала прямой. Доктор посмотрел на часы:

— Время смерти десять часов двенадцать минут.

Папа оставил нас 5 октября 1997 года. В возрасте семидесяти лет он вместе со своей татуировкой, изображавшей Дзибо Каннон [11], ушел к маме на небеса.