Дочь Волдеморта - [14]

Согласись, глупо терять частицы души, раз уж всё равно убиваешь, — их лучше сохранять. Поэтому время от времени я создаю Хоркруксы. Если подворачивается подходящий случай, если знаю, что мои действия сильно повредят душу. В таких случаях я провожу ритуал. И берегу его плоды. Каждый новый из них сильнее предыдущих — ведь я постоянно чему‑то учусь.

Собираясь убить младенца Поттеров шестнадцать лет назад, я планировал создать ещё один Хоркрукс. Это и стало спасением, Кадмина. Когда я совершил роковую ошибку, ритуал уже был начат. После смерти тела оставшаяся частица души получила возможность вселиться куда‑то и заняла ближайший сильный магический предмет — мою же волшебную палочку. Некому было завершить ритуал и заключить её в ней. Я был свободен и лишь потерял тело. Остаток сил, которых, возможно, хватило бы со временем для возвращения, я истратил на то, чтобы перенести себя и свое временное вместилище подальше от злополучного места. Иначе мракоборцы или Дамблдор нашли бы палочку. Пришлось потратить тринадцать лет на то, чтобы снова стать самим собой.

Гермиона завороженно слушала эту исповедь. Какое колоссальное терпение… И какая сила.

— Пророчество… Гарри рассказал нам его полностью, — внезапно для самой себя произнесла она. — Дамблдор поведал ему.

— Я знаю, — кивнул Темный Лорд. — Он и это сделал в своем кабинете. Пророчество — досадная и глупая ошибка. Я больше не верю в него, это неосуществимо. Гарри Поттер никогда не сможет убить меня. И не потому, что у него не достанет сил, — в ту ночь, Кадмина, Гарри Поттер и сам стал залогом моего бессмертия, — сказал Темный Лорд, но восхищенная Гермиона не осознала смысла этого намека, и вскоре позабыла о нем. — Однако, — продолжал Черный маг, — приходится признать, что Лорд Волдеморт тогда угодил в ловушку, расставленную Дамблдором, словно тщеславный мальчишка, уверенный в своем безоговорочном превосходстве. Но он поплатился за это сполна и больше не забудет урок. Но уже очень поздно, Кадмина. Ступай спать. Мы поговорим с тобой завтра.

Девушка покорно встала и пошла к двери, но вдруг остановилась.

— Мои папа и мама, — сказала она. — То есть… Я… Я имею в виду, мистера и миссис Грэйнджер, — называя родных так, Гермиона почувствовала в горле комок. — Я хочу вернуться домой и изменить их память. Убрать воспоминание о случившимся. Пусть думают, будто я уехала отдыхать, а потом сразу отправлюсь в Хогвартс. Возможно ли это?

— Я рад, что ты решила остаться, Кадмина, — кивнув, тихо сказал Волдеморт. — Ты не пожалеешь об этом.

А когда она вышла, маг лишь усмехнулся в пустоту своей не стоившей трудов победе.

* * *

Гермиона сама не могла понять, когда приняла это решение.

На следующий же день вместе с Беллой она вернулась к мистеру и миссис Грэйнджер. Изменила с ее помощью их память, попрощалась и уехала «к своим друзьям из магического мира до конца каникул».

Гермиона ещё не облекла своего решения в слова и уж точно не собиралась бороться против старых друзей — но уже и признаваться в своем положении далеко не спешила. И определенно не торопилась покидать гостеприимное поместье Малфоев.

Как ни печально было это осознавать, но раньше и в школе, и во всей жизни Гермиона всегда была изгоем. Дома в мире магглов — потому что не могла жить открыто; говорить, не контролируя каждое слово, могла только с назваными родителями, которые её не понимали. А в Хогвартсе… Она была не такая как все. Даже Гарри и Рон — её лучшие друзья — даже они считали её заучкой, даже они делились с ней далеко не всем, не признавали, говоря грубо, свою подругу полноценным членом команды. И не понимали до конца.

У нее не было друзей на курсе. Нормальные отношения — может быть. Но друзья… Возможно, Джинни Уизли могла бы стать её подругой — но у той ещё миллион других приятелей, а Гермиона всегда оставалась сама по себе.

Теперь она вдруг будто очутилась… на своем месте. Пусть это и звучало странно. Здесь, казалось, её по–настоящему уважали и даже ценили. Ей давали новые знания. Учили тому, чему никто так и не взялся обучить раньше. Вместе с Беллатрисой они пересмотрели весь образ прежней Гермионы Грэйнджер. И новая Гермиона вынуждена была признать, что полюбила свое отражение в изысканных, дорогих зеркалах. Внезапно она почувствовала ту самую красоту и аристократичность черного цвета, о которых говорил в первый вечер их знакомства Волдеморт. Это оказалось так просто — выглядеть волнующе, чарующе, неотразимо…

Она чувствовала себя Золушкой из маггловской сказки и, несмотря на все сомнения и переживания, не могла сдержать невольного восторга. Кем бы ни был человек, он всегда остается всего лишь человеком. Подвластным людским слабостям. Лорд Волдеморт с юности умел найти подход к любому, кто был ему нужен; подобрать тот самый ключик, который отопрет необходимую дверцу. Полуромантический образ непонятого Темного королевства, доверительные отношения, умение не переходить тонкую грань между допустимой откровенностью и чистой, не прикрытой ничем правдой; домашняя обстановка, разговоры у камина; ломающий все былые представления образ мудрого наставника, философские размышления, уважение к её мнению; новые знания, те, которые никто не смог бы ей просто так дать; а ещё это вроде как второплановое, но очень существенное превращение Золушки: в мире магии оно, в сущности, осуществляется так просто… И остается столь неизменно действенным во все времена.