Дочь Великого Петра - [101]

Далеко не радовали эти звуки Татьяну Берестову. Веселье в саду, долетавшее в окно ее каморки, хотя и выходящее на задний двор, до физической боли резало ей ухо и заставляло нервно вздрагивать.

— Ишь, раскатываются! Весело! — злобствовала она, уже успевшая достаточно разглядеть друга князя Лугового и налюбоваться на него.

— Посмеется хорошо тот, кто посмеется последний, — вспоминалась ей почему-то французская пословица, которую она слышала от мадам, отпущенной из дома княгини Полторацкой с год тому назад.

XVIII Убийство

Дни шли за днями. Они летели быстро, как мгновения, для главных действующих лиц нашего повествования: княгини Полторацкой, княжны Людмилы и его друга графа Свиридова.

В доме княгини Вассы Семеновны шла спешная работа, несколько десятков дворовых девушек, среди которых было несколько швей, учившихся портняжному мастерству в Тамбове и даже в Москве, шили приданое княжны Людмилы Васильевны под наблюдением Федосьи и Тани.

Командировка последней для наблюдения была, собственно, номинальной, так сказать, почетной. С одной стороны, княгиня Васса Семеновна не хотела освободить ее совершенно от спешной работы и таким образом резко отличить от остальных дворовых девушек, а с другой, зная привязанность к Тане Берестовой своей дочери, не хотела лишить ее общества молодой девушки, засадив ее за работу с утра до вечера.

— Пусть наговорятся напоследок, — рассуждала княгиня, — уедет, там в Питере мигом позабудет, а я здесь с ней справлюсь, быстро обломаю и замуж выдам.

Княжна Людмила действительно в отсутствие жениха была неразлучна с Таней. Для девушки-невесты иметь поверенную ее сердечных тайн является неизбежною необходимостью. Княжна передавала своей служанке-подруге во всех мельчайших подробностях ее разговоры с женихом и с его другом, спрашивала советов, строила планы, высказывала свои мечты.

Таня Берестова слушала внимательно и, видимо, сочувственно относилась к своей барышне, которой скоро суждено сделаться из княжны княгиней. Она рассудительно высказывала свои мнения по тем или другим вопросам, которые задавала княжна, и спокойно обсуждала со своей госпожой ее будущую жизнь в Петербурге. Чего стоили ей эта рассудительность и это спокойствие, знала только ее жесткая подушка, которую она по ночам кусала, задыхаясь от злобных слез.

Князь Сергей Сергеевич, то один, то со своим другом, конечно, ежедневно приезжали в Зиновьево и проводили там большую часть дня.

Наступило 6 августа, день Спаса Преображения — престольный праздник в Зиновьевской церкви. Весело провели князь Луговой и граф Свиридов этот день в доме княгини Вассы Семеновны. Дворовые девушки были освобождены на этот день от работы и водили хороводы, причем их угощали брагой и наливкой. На деревне шло тоже веселье. В застольной стоял пир горой.

Общее окружающее барский дом веселье было заразительно, и день в Зиновьеве прошел оживленно. В этот день граф Свиридов впервые увидел близко Таню Берестову. Он был поражен.

Выбрав минуту, когда они остались вдвоем с князем Сергеем Сергеевичем, он сказал:

— Ты видел двойника княжны?

— Какого двойника?

— Помилуй, ты чаще меня бываешь здесь и бывал раньше меня, неужели ты не заметил дворовую девушку, как две капли воды похожую на княжну?

— А, это Таня.

— Значит, ты знаешь?

— Знаю, но это сходство только с первого взгляда. Оно действительно бросается в глаза, но когда ты приглядишься к этой девушке, то, конечно, убедишься, что у княжны с ней далеко не одни и те же лицо и фигура.

— Может быть, но меня сразу это сходство поразило.

Друзья пробыли в Зиновьеве долее обыкновенного и вернулись домой поздним вечером в самом хорошем расположении духа.

— Твоя невеста прямо восхитительна… И как она тебя любит, — говорил граф Свиридов, ложась спать.

— Да, голубчик, я счастлив, так счастлив, что мне становится страшно…

— Почему же страшно?

— А потому, что мне кажется, что на земле не может и даже не должно быть такого полного счастья, что оно непременно будет чем-нибудь омрачено.

— Что за мысли?

— Я говорю тебе, что чувствую.

— Перестань… Ты просто так настроил свои нервы, что тебе во всем везде кажется, что вот-вот должно случиться какое-нибудь несчастье…

— Истинно, ты угадал. Таково мое настроение.

— Это болезненно, мой друг, и тебе следует самому себя взять в руки и не допускать подобных мыслей в голову.

— Как же не допускать, когда они лезут без моего спросу… Вот и теперь… Мы так прекрасно провели сегодняшний день… Вернулись в таком хорошем настроении, а я ложусь и думаю, что-то будет завтра…

— То же, что было сегодня.

— В том-то и дело, что мне кажется, и уже давно, что должно что-нибудь случиться такое, что будет совершенно неожиданно и притом очень ужасно…

— Полно говорить пустяки…

— Эта мысль гнетет меня со дня открытия этой беседки… И зачем только я открыл ее?..

— Позднее раскаяние, друг, и ни к чему не ведущее.

— Так-то так, но я не могу все-таки отделаться от воспоминания слов призрака.

— Мы, кажется, с тобой, дружище, условились не говорить о призраках, особенно на ночь… Ты хочешь, кажется, и мне расстроить нервы.

— Не буду, не буду… Постараюсь уснуть. Хотя сегодня меня особенно томит какое-то тяжелое предчувствие.