Дочь ведьмы - [31]

Стук капель становится все сильнее. В маленькое окошко заглядывает полная луна – напоминая о том, что все изменится. На комоде стоит бутылка с надписью «Крем для тела». Лорен хочет намазать им руки. Крем приходится выдавливать из бутылки, как кетчуп.

На одной из стен в ванной комнате висит фотоколлаж. Она почему-то не заметила его раньше. Видимо, не до того было. Она смотрит на фотографии Малкольма, отца Анн-Мари. На них он намного моложе. И у него на голове больше волос. Он держит Анн-Мари и ее брата Фрейзера за руки. Судя по всему, они катаются где-то на лыжах во время каникул. Малкольм – хирург, и Лорен с ним почти никогда не видится. Анджела на фотографии выглядит почти так же, как сейчас. Правда, на фотке она худее и на носу у нее большие очки. Глаза Лорен перебегают с одной картинки на другую: роскошные платья, белые торты на день рождения, сиамские кошки, рождественские гирлянды, катание на банане. Анн-Мари и Фрейзер сидят, улыбаясь, в резиновой шлюпке вместе с четырьмя двоюродными братьями и сестрами. У всех короткие темные волосы, и все в оранжевых спасательных жилетах. На одной фотографии Анн-Мари – совсем маленькая, рядом с ней девочка постарше, в темных очках. Пожалуй, она даже постарше, чем Анн-Мари сейчас, у нее роскошные рыжие волосы. Она одета в платье цвета индиго, у нее приятная широкая улыбка. Лорен снова смотрит на фотографию. Лица крошечные, снимок немного засвечен, но Лорен никак не может от него оторваться.

Внизу одна из собак начинает выть. Анн-Мари начинает на них ругаться, но у нее выходит как-то очень по-детски. Лорен пытается нащупать свой телефон, но потом вспоминает, что оставила его внизу, в сумке. В полумраке у лестницы она видит стеклянный купол, под которым – чучело птицы. Она сидит на сучковатой ветке с лишайником. Птица крупная, похожая на фазана, вся черная как смоль, с красными кожистыми бровями и хвостом, который напоминает испанский веер. Ее длинная шея вытянута вверх, как будто птица тянется к чему-то своим тупым белым клювом. Чучело выглядит слишком пыльным, чтобы его можно было принять за живую птицу. К тому же видно, что глаза у этой птицы ненастоящие.

Когда Лорен наконец отправляется на поиски Анн-Мари, та сидит у камина и ведет себя так, будто отлучилась всего на пару минут.

– Послушай, Анн-Мари, я видела те фотографии в ванной. Ведь на одной из них… моя мама?

Анн-Мари на секунду задумывается.

– Да, да, прости! Конечно. Не сразу поняла.

– А у тебя есть еще что-нибудь? У нас в доме только одна, и…

Та фотография стоит на столике возле лестницы, юное лицо матери с надеждой смотрит в объектив, ее волосы украшены крошечными пластиковыми бабочками.

– Что? У тебя лишь одна фотография твоей мамы?

– Да. Думаю, у отца есть еще. Я пыталась уговорить его показать мне их, но он почему-то всегда так расстраивается… Он… – Она хотела сказать, что он слишком много пьет, но вовремя остановилась.

– Если я найду другие фотографии, то сразу же отдам их тебе, но вот только я не уверена, что они у меня есть. Эй, – говорит она Лорен, поглядывая на языки пламени в камине, – хочешь, расскажу кое-что по секрету? Ты ведь умеешь хранить тайны, правда?

– Да.

Анн-Мари пристально смотрит на нее.

– Хорошо. Слушай. – Она приподнимает край своей футболки и показывает большую черную татуировку на бедре.

Там есть усики, щупальца какого-то существа, похожего на осьминога, только более странной формы, с заостренной головой. На животе у него темно-синие чернильные пятна.

– О боже! Когда ты успела это сделать?

– В Эдинбурге.

– Но когда? – Лорен не может оторвать глаз от этих извивающихся конечностей.

– С месяц назад.

– И что же это такое?

– Кальмар. Он хватает свою жертву двумя передними щупальцами. – С этими словами она обхватывает руками Лорен, которая пытается вырваться, стараясь сохранить невозмутимый вид. – А потом щекочет ее. Вот так!

Лорен отталкивает ее, больше не сдерживая улыбки. Некоторое время они сидят молча, потом Лорен спрашивает:

– Было больно?

– Немного. Вообще-то да, больно.

– Вот и папа говорит, что больно. У него тоже есть тату. Но он говорит, что мне такое делать нельзя. А твои мама и папа знают?

– Они в курсе. В школе рассказали. Мной сейчас все недовольны. Мама пытается делать вид, что все в порядке, но она просто с ума сходит. Да. – Она смотрит в окно. – Меня отправили домой. Возвращаться домой так непривычно. В душе какая-то пустота. Мой отец… – Она обрывает себя на полуслове.

Лорен понимает, что, должно быть, еще не доросла говорить о таких вещах, но не может утерпеть.

– У тебя были неприятности?

– Гм. Мой отец не хочет, чтобы я кому-то говорила, но, в общем, да. Меня на время исключили из школы. Это значит, что некоторое время я не могу ходить в школу.

Лорен задумывается.

– А зачем ты сделала татуировку?

– Ну как сказать? Глупо, наверное, но тогда мне казалось, что будет красиво. – Анн-Мари на секунду замолкает. – Только ни слова моим родителям. И брату тоже. Они не хотят, чтобы кто-то знал. И взяли с меня обещание.

– А когда принимаешь душ, тебе больно? – Лорен многозначительно смотрит на татуировку.

Та смеется.