— Вот. Видите? — сказала Мина.
— Это моя лучшая песня! Она нравится людям! — возмущался Рикард.
Риса захотела вмешаться:
— Песня хорошая. Если ты написал такую, то следующая будет еще лучше. Прошу, Рикард.
— Ее опасно петь, — мягко сказал Мило, подражая тону Рисы. — Принц может желать узнать, кто трубит в рог в оставшихся казах. Любой из Тридцати может попытаться навредить им. Кто-то уже нападал на Рису, — Таня охнула, поняв слова Мило.
— Боги знают, в этой таверне достаточно тех, кто продал бы мать за луни! — Мина поежилась. — Послушайся Мило, парень.
Рикард посмотрел на Мило, Рису и обратно, выпятив губу. Даже Таня была мрачной.
— Думаете, я смогу написать песню лучше? — сказал он, наконец.
Риса взяла Рикарда за руку.
— Я знаю, что ты сможешь. Но прошу, пока это не кончится… не пой эту. Умоляю.
— Сколько раз вы исполняли ее сегодня? — спросил Мило.
Рикард и Таня виновато переглянулись.
— Сложно сказать, — сказала Таня. — Мы начали в Каза Диветри и двигались от площади к площади.
— И по всем тавернам, — сказал Рикард. Его будто мутило.
Таня медленно кивнула, тоже обеспокоившись.
— Мы исполнили ее сорок…
— Или пятьдесят раз?
Они застыли от новости в тишине.
— Все не так плохо, — сказала Мина. — Небольшие группы людей в…
— Нет, — Таня посмотрела на них с болью. — Некоторые толпы были большими.
— Но песню хотя бы не продают на брошюре! — бодро сказала Мина. От паники на лице Рикарда она покачала головой. — Рикард, нет!
Рикард кивнул.
— Димарко купил ее. Он стал печатать ее на таком же дереве, как «Девицу пирата», когда мы уходили.
— Останови его! — сказала Мина.
— Он захочет денег. Я не могу просто попросить его. Он заплатил мне целый лундри за это! Лундри, Мило!
Риса перестала играть Муриэллу и сказала:
— У меня есть мешок лундри от стекла, которое я продала для отца. Я отдам тебе, сколько нужно, чтобы выкупить все копии у того торговца, — она представила, сколько это будет. Брошюры популярных песен расходились по городу. Тысячи людей собирали их, даже у Джулии были красивые песни, лежали между досок в ее комнате. Если такая брошюра доберется до кого-то из Тридцати, они легко покажут это принцу.
— И лундри за усилия, — сказал поэт спешно, просчитывая, пока она говорила.
— Рикард! — возмутилась Таня.
— Ладно, — сказала Риса, пока он не передумал. Она вытащила монеты из мешочка под туникой.
Рикард улыбнулся, проверил зубами монету. Он убрал монеты в карман.
— Хорошо, казарра. Твое желание будет исполнено! Идем, сестра, на миссию милосердия! — он ушел в сумрак, наигрывая на лютне. Рикард поманил сестру за собой.
Таня задержалась на миг, взяла Рису за руки.
— Прости, — она поцеловала ее в щеки. — Я прослежу, чтобы он все сделал.
— Хорошо, — Риса отпустила ее.
— Миссия милосердия, — буркнул Мило. — Милосердие только в том, что он не попросил лундри за все беды, что натворил.
— Дети, — рассмеялась Мина. Она отряхнула фартук и повернулась к таверне света и музыки. — Не недооценивайте силу золота. Некоторые все за это сделать готовы!
Когда дом горит, почему не согреть ладони?
— кассафортийская поговорка
Свечи, озаряющие коридор дома, давно потухли. Свет был только от отражения лун в каналах и дальних факелах на площади Диветри. Сначала Риса удивилась тишине, а потом вспомнила, что она одна обитала в этом крыле дома, выделенного для детей Диветри.
— Думаешь, Камилла спит? — спросила она у Мило, крадущегося впереди нее.
— Вряд ли. Она же на посту, — прошептал он. — Хоть она и устала, — было уже три часа утра. Риса не представляла, как можно было не уснуть после беготни по городу. — Смотри, — Смотри, — Мило повернул ручку двери ее комнаты. — Она еще не спит, — он прошел в комнату.
Произошло несколько вещей сразу. Раздался шорох, женщина охнула. Риса ощутила, как тела пронеслись мимо нее и врезались в стену в коридоре напротив ее двери. В полутьме она видела, как тени боролись, Мило и напавший сцепились. Рыча, как дикие звери, тела вернулись в ее комнату.
В одной из ниш были камешки огнива, вспомнила Риса. Тьма ощущалась как одеяло, скрывало ее робкие движения. Она должна была найти их, создать свет. Мысль о нападении во тьме была почти невыносимой. Она думала, что они были в нише возле ее комнаты, но там на полке нашелся только огарок свечи.
Из ее комнаты донесся грохот, что-то деревянное упало и прокатилось по полу. Она затаила дыхание от звука. Ее стеклянная чаша была в комнате на столе. Один толчок, и она разобьется. Только такая связь осталась у нее с родителями.
Она отчаянно ощупывала стену. Края грубой мозаики впивались в ее кожу. Но она нашла огниво в следующей нише — два плоских зачарованных камня. Она услышала, как что-то еще упало на пол в ее комнате. Не стекло. Но не было гарантий, что ее чаша не упадет следующей.
Она поспешила к комнате.
— Illuminisi! — приказала она, ударяя камешками. Свет вспыхнул, огонек загорелся на краю. Две фигуры бились у ее балкона, далеко, чтобы она могла увидеть, что происходило. Чары вспыхнули и угасли. — Illuminisi! — приказала она, ударяя снова, пока подходила ближе.
Брат и сестра в форме стражей душили друг друга с отчаянием на лицах. В свете огнива они удивленно посмотрели друг на друга. Чары угасли, и она видела, что они отпустили друг друга и выпрямились. Камилла протянула руку, пока свет угасал.