Дочь торговца шелком - [55]

В горле у Николь полыхал пожар, но наконец вспомнился один мотив – колыбельная об осеннем ветре и надвигающейся зиме, из тех песен, которые они в недавнее время пели вместе с У Лан. Николь припомнила почти все слова. Превозмогая страх, она запела. Атмосфера в комнате была мрачной, но Николь закрыла глаза и представила себя дома, в саду, среди покачивающейся на легком ветерке листвы. Ей удалось передать умиротворенность и меланхолию осени, а когда она открыла глаза, то увидела, что повстанцы слушают ее. Когда Николь смолкла, никто не проронил ни слова.

– Она остается. – Вожак кивнул. – Все согласны?

И все тоже закивали, за исключением мужчины с ножом, который с разочарованным видом вышел.

Вожак закурил, неторопливо выпуская дым в воздух, и посмотрел на Николь.

– Ты не соврала насчет отрядов. Мы уже получали эту информацию. Но за тобой будут наблюдать. Сделаешь неверный шаг, и…

Вожак поднялся и пошел прочь, но у порога обернулся. Улыбнулся Николь и вышел наружу, оставляя за собой облако дыма. Вот только в улыбке его не было тепла.

* * *

На следующий день, в ожидании команды к отъезду, Николь и Чан сидели во дворике позади дома, за небольшой перегородкой. Девушка смотрела, как по стене бежит вверх хамелеон. Испытывая некоторую неловкость, Николь потянулась к руке Чана. Он не ответил на ее жест.

– Нельзя, чтобы заметили нашу близость. Мы теперь товарищи.

Она растерянно заморгала:

– А как же симпатия или дружба?

– Это не должно вставать на пути.

Николь подняла камушек и бросила его в дерево. Она не ожидала, что будет так тосковать, а Чан станет вести себя холодно.

– Как только мы выиграем войну, – сказал он, – все изменится. У меня будет должное положение в партии, и я смогу жениться.

– Странный способ делать предложение.

– Недостаточно романтично для тебя? – Чан заулыбался.

Николь пожала плечами. Чан ей нравился, но о браке она не думала, особенно с ним. Вспомнилась фотография Марка в кошеле.

– Запомни, тебе следует выражать смирение, – наставлял ее Чан. – Будь бдительной. Уважай возраст, мудрость и общественное положение. Также помни, что к незнакомцам лучше всегда обращаться «ong» или «дедушка».

– Я знаю, что это значит, – разозлилась Николь.

Она взглянула на орхидеи, приютившиеся на стволе соседнего дерева, и прислушалась к пению птиц. Все будет в порядке. Обязательно. А как иначе? Она не сказала Чану, что соскучилась по дому.

– Встречным кланяйся и улыбайся. Если тебя спросят, как дела, скажи: «Tôi kho’e. Cám o’n. Còn ban». И больше ничего. Что бы ты ни делала, отвечай спокойно. Никто не будет раскрывать истинные чувства, и тебе не стоит.

– А еще, как женщине, мне следует вести себя скромно.

– Именно. – Похоже, он не заметил сарказма в ее голосе.

Вдоль стены дворика рос жасмин, и от сладкого аромата Николь чихнула. Потом прильнула к Чану. Утреннее солнце поблескивало среди облаков, возвращая Николь надежду. Девушка впитывала тепло и думала о том, что лучше плыть по течению, куда бы оно ее ни принесло.

– А кто этот человек с ножом?

– Зыонг? Насчет него не переживай.

Настроение Николь улучшилось, когда женщина из деревни принесла горшок риса и салат из свежей зеленой папайи и маринованных овощей.

– Хороший знак. Если нас кормят, значит мы скоро уедем, – сказал Чан. – Возможно, нам придется несколько дней голодать.

– Поездка будет такой тяжелой?

– Да. Ты привыкнешь обходиться без роскоши.

Сердце Николь защемило, когда она подумала о переезде семьи из Хюэ в Ханой. Тот момент был поворотным в ее жизни, совсем как сейчас. Тогда путешествие показалось ей тяжелым, но сейчас ее ждало куда более серьезное испытание.

Часть третья Среди туманов Ноябрь 1952 года – сентябрь 1953 года

Глава 25

Северный Вьетнам

Путешествие на север в начале ноября не показалось Николь столь тягостным, как она ожидала: напротив, она наслаждалась чувством свободы и любовалась закатами, придающими окружающему миру особое очарование, а самое главное – ощущение, что все возможно. Пешие переходы в это время года переносились довольно легко. Шли в основном по ночам, пригибаясь, когда над головой пролетали летучие мыши, перебиравшиеся с одного приземистого дерева на другое. Когда путники заметили в синем лунном свете черного медведя, Николь замерла. Чан распахнул глаза, одним взглядом предупреждая ее не двигаться. Медведь прошел мимо. Днем пытались подремать, но их разбудили курносые обезьяны – любопытные создания тянули людей за волосы и рылись в мешках, ища, чем бы поживиться.

Должно быть, все это готовило Николь к последующим тяготам, но она решительно делала все, что в ее силах. Не роптала, что приходится спать на земле, а восхищалась дикой природой, принимая каждый день таким, какой он есть. Порой они слишком близко подходили к французским отрядам, и тогда по жилам Николь струился страх, однако жизнь на открытом воздухе, среди ветров, дождя и птиц, приносила ни с чем не сравнимую радость. Николь по-новому взглянула на себя. Успокаивало и то, что Чан не ждал от нее близости.

* * *

Первые дни с театральной труппой прошли быстро. Сперва Николь было не по себе, но по совету Чана она скрывала это. Она научилась подмечать в людях малейшие признаки перемены настроения, эмоции, понимать, что думают другие. Николь лишь надеялась, что никто не может заглянуть в ее собственные мысли. Люди проявляли дружелюбие и приходили на помощь, но она держалась особняком и старалась не проронить ни слова по-французски. С одной девушкой она все же подружилась – музыкантшей по имени Фуонь. В конце представления они вместе выходили покурить. Потом сцену разбирали, и театр ехал дальше.