Дочь - [25]
Некоторые уполномоченные жили в Минске, некоторые, как я, работали на фронте и приезжали в город по делам, а вечером собирались в квартире уполномоченных на Захарьевской улице.
Многих из них я знала еще с ранней юности. У Анноч–ки был чудный голос — низкое контральто, у меня довольно слабое, но верное меццо–сопрано. Мы пели цыганские песни, дуэты, я аккомпанировала на гитаре. Иногда танцевали. Веселились до рассвета, а рано утром, не ложась спать, ехали на работу.
Один раз Вырубов меня задержал, и я возвращалась в отряд под вечер. Когда подъезжала к Залесью, черная кошка перебежала дорогу. Было неспокойно на душе, тоскливо. «Почему? — думаю. — Не кошка же тому причиной!»
Но, подъехав к палаткам, я сразу поняла, что что–то случилось. Поняла по лицам персонала, по всей мрачной, беспокойной атмосфере.
Семь человек санитаров были убиты бомбой с аэроплана, два врача ранены, белокурая, с вьющимися волосами женщина–врач тяжело ранена в бедро.
Мой крошечный фанерный домик был насквозь прострелен. Осколком бомбы пробило эмалированный кувшин, который так и остался стоять на окне, и портфель. Эти последние немецкие бомбы разрывались со страшной силой не вверх, а горизонтально над землей.
Если бы главный уполномоченный не задержал меня, я была бы убита!
Судьба!
ГАЗЫ
Мне надо было посещать все три летучки, но вторая и третья были далеко от передовых позиций. Там было меньше работы и меньше опасности, и я большую часть времени проводила в первой летучке.
Шли слухи, в связи с приказом развернуть госпиталь на 400 человек, что наши готовятся к наступлению.
Получаю приказ: сейчас же, не теряя времени, выдвинуть отряд с врачом, сестрами и санитарами в Сморгонь и разместиться в блиндаже около ходов сообщения. Отдаю приказ по отряду, и минут через двадцать выступили.
Старый сосновый лес, за ним лощина, гора. По этой стороне горы — наши позиции, по другую — немецкие. У подножия горы — наш блиндаж. Разместились. Ждем. Наступления нет. Висят две немецкие колбасы. Изредка вокруг нас разрываются немецкие шестидюймовые снаряды. Когда снаряды попадают в реку Вилию и брызги летят во все стороны — солдаты довольны:
— Ишь, немчура фонталы пускает!
А когда снаряды не разрываются: «Клевок! — радостно гогочут солдаты. — Видно, у немчуры снаряды подмокли!»
— Ваше сиятельство! — обратился ко мне молоденький офицер. — Его превосходительство требует вас к себе, я провожу вас.
По узким ходам сообщения мы дошли до глубокого низкого блиндажа. Войти в него можно было только согнувшись. За столом, покрытым бумагами, сидел генерал.
Он доверительно сообщил мне, что наша армия готовится перед рассветом к наступлению. Расспросил меня о медицинском персонале, о числе санитарных повозок, госпитале.
— А между прочим, — улыбаясь, сказал генерал, — вы знаете, где мы сейчас находимся? Мы под немецкими позициями…
Меня это поразило: «Как, над нами немцы? Мы так
глубоко под землей?»
— Ну да, мы под немцами.
Мы напряженно ждали. В два часа утра мы заметили, что, разрываясь, немецкие снаряды выпускали желтый дымок. Он расстилался по лощине, и от него шел запах хлора.
— Маски! Маски надевайте!
Прошло с полчаса. Снаряды, начиненные газом, продолжали разрываться в лощине, которая постепенно покрылась густым желтоватым туманом.
— Чтой–то вишней запахло, братцы! Цианистый калий! Опять этот ужасный, животный страх! Дрожали челюсти, стучали зубы.
И вдруг я вспомнила, что три санитара остались на дворе с лошадьми и у них нет масок. Я схватила три маски, но не успела выйти, как сестра их выхватила.
— Брось, сестрица! Это не сестринское дело! — Два санитара отняли у нее маски и побежали к лошадям. И снова, как при обстреле тяжелыми снарядами, — совершенно неожиданно страх пропал.
Стали подносить раненых. Артиллерийский бой разгорался. Били тяжелыми снарядами с обеих сторон. Отдавать распоряжения в маске Зелинского, только что заменившей упрощенные маски–намордники, как их называли наши солдаты, — было невозможно.
Я сорвала маску, чтобы отдавать необходимые приказания. Сквозь шум и треск тяжелой артиллерии ничего не было слышно. Надо было кричать во все горло.
— Кривая Машка ушла! — кричал мне на ухо один из санитаров. — Прикажете пойти посмотреть, где она?
Кривая Машка, лопоухая кобыла, возила нашу аптеку. Она как–то отвязалась и ушла домой и, как мы потом узнали, каким–то чудом осталась жива, благополучно доставив пустую повозку в Залесье.
— Ты что? С ума сошел, тебя убьют как куропатку! Аптека выгружена?
— Так точно.
— Ну и не ходи никуда… «Наверное, так в аду», — думала я.
Уже не слышно было раздельных разрывов снарядов. все смешалось в сплошной гул. Дрожала земля, дрожало все кругом.
Весь блиндаж заполнили ранеными. Стоны, крики! Врач и сестры лихорадочно работали, перевязывая раненых. С одним из братьев милосердия от страха сделалась медвежья болезнь Он не мог работать, ежеминутно бегал в ходы сообщения
Бой длился несколько часов. Санитары на носилках подносили раненых. Командир полка сорвал маску, чтобы отдавать приказания, и умер от отравления газами. Некоторые из нас тоже пострадали.
Рассветало. Вдруг видим, по дороге несется одинокий всадник Вокруг него рвутся снаряды. Он скачет во весь опор Что это он держит в правой руке?
Александра Львовна Толстая (1884–1979) — младшая дочь Л.Н. Толстого, писательница, публицист, общественный деятель, создатель музея «Ясная Поляна», одна из основателей международного «Комитета помощи всем русским людям, нуждающимся в ней», названном в честь памяти отца «Толстовским фондом», личность крупная и незаурядная.В предлагаемый читателю том включены обе части воспоминаний А.Л. Толстой. В книге «Жизнь с отцом», впервые публикуемой в России, достоверно изображен быт семьи Толстых, показаны сложные внутрисемейные отношения.
Книга написана младшей дочерью Толстого — Александрой Львовной. Она широко использует документы, письма, тексты Толстого. Однако книга ценна и личными впечатлениями Александры Львовны. С большим тактом, глубиной и пониманием пишет она о семейной драме Толстых. А. Л. Толстая сумела показать на довольно небольшом пространстве, выбрав самое главное из необозримого количества материала и фактов жизни Льва Толстого, невероятную цельность, страстный поиск истины, непрерывное движение духа писателя–творца в самом высоком смысле этого слова.Печатается по изданию: Издательство имени Чехова, Нью—Йорк, 1953 годДанное издание полностью его повторяет, сохраняя особенности орфографии и синтаксиса автора.Ещё книги о Толстом (в т. ч.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.