Дочь Сталина - [58]

Как-то один из заключенных, бывший студент ВГИКа, недавно попавший в лагерь, спросил его, бывалого зека, уже заканчивающего срок:

 — Скажите, а вы не родственник тому самому, знаменитому Каплеру?

И бывалый зек, усмехнувшись, ответил не без гордости:

 — Ай эм!

Студент обомлел и вначале не поверил. Может быть, к началу пятидесятых прежнего неугомонного Люси уже и не было. Внешне Каплер очень изменился. Но далеко не к худшему. Черты лица смягчились, в глазах появилась легкая грусть. Добавить к этому благородную седину в волосах — и перед нами портрет нового Алексея Каплера, мудрого, сдержанного и доброжелательного ведущего «Кинопанорамы», на многие годы ставшей любимой передачей миллионов телезрителей.

После возвращения Каплер с прежней энергией принялся завоевывать тот мир, без которого не мог жить, — мир кино. Он был слишком деятельной натурой, чтобы довольствоваться вторыми или третьими ролями. Он всегда играл только главные, самые видные. И судьба к нему благоволила, словно искупая вину за погубленные годы ссылки.

Если это десятилетие считать своеобразной вехой в жизни, то слава Алексея Каплера «после», конечно, намного превзошла его популярность журналиста и сталинского лауреата «до». Появилось новое чудо — телевидение. Оно позволило Каплеру запросто войти в каждый дом и принесло ему известность, о которой он едва ли мечтал.

Каплер выгодно отличался от ведущих телепрограммы той поры. Почти все они сидели перед телекамерами с каменными физиономиями, словно аршин проглотив, боялись сказать лишнее слово, часто вещали по бумажке. Конечно, Алексей Каплер был среди этих истуканов самым «человечным». Он разговаривал с телезрителями мягко, доверительно, но без заискивания и панибратства. Почему мы устремлялись в пятницу, в один и тот же час к экранам телевизоров? Потому что в «Кинопанораме» звучало настоящее живое слово — редкое в те дни.

Личная жизнь сложилась тоже очень счастливо. Они поженились с Валентиной Георгиевной и несколько лет прожили очень дружно. Это была очень гармоничная и любящая пара. Мудрая Валентина Токарская не требовала от мужа невозможного, то есть верности. Хранить верность одной женщине — это было выше его сил. Жена предпочитала не замечать его многочисленные увлечения.

О встрече с Алексеем Каплером через одиннадцать лет Светлана вспоминает в «Двадцати письмах к другу»: «На втором съезде советских писателей в Кремле, в залитом огнями Георгиевском зале я встречаю Люсю…»

Они встретились, и роман на короткое время возобновился. Но Каплер уже не был прежним Люсей. И самое главное — переменилась сама Светлана. Пожалуй, десять лет скучной и благополучной жизни сильнее искалечили ее характер, чем ссылка Каплера. Все чаще проявлялись непредсказуемость поступков, неоправданные взрывы гнева и нелогичность поведения.

Зачем, например, Светлана отправилась в театр объясняться с Валентиной Токарской? «Не знаю зачем, — признается сама Светлана. — У меня было смутное чувство, что мне надо это сделать». Это «смутное чувство» все чаще ею управляло, и она не давала себе труда подумать, заслуживает ли доверия этот советник.

Встреча с женой Люси стала большим ударом для Светланы. Она поняла, что эту пару связывают слишком крепкие узы и разорвать их ей не удастся, сколько бы она ни старалась. Это открытие ее страшно уязвило. Токарская вежливо выслушала сбивчивые объяснения: она любит Люсю и потому имеет на него какие-то непонятные права…

Светлана как будто не понимала, ей и в голову это не пришло, какой чудовищный поступок она совершила: явилась к обманутой жене, чтобы сообщить — у меня связь с вашим мужем и мне он нужнее, чем вам!

«Она была очень мила со мной — немолодая, умная, изящная женщина, актриса до мозга костей. Она хотела быть доброжелательной и великодушной», — с раздражением писала Светлана. Она ожидала другого. Может быть, надеялась, что Токарская вспылит и в сердцах выгонит мужа или уйдет сама. По натуре Светлана была разрушительницей и умела вносить сумятицу и раздоры в отношения между людьми.

Но интеллигентная и мудрая Валентина Георгиевна словно стояла не рядом с ней, а на высоком пьедестале. Светлана почувствовала себя простушкой, обывательницей, которая явилась для того, чтобы разбить окна сопернице и оттаскать ее за волосы.

Токарская только улыбнулась в ответ на ее взволнованные признания и претензии и спокойно объяснила, что считает мужа свободным человеком и позволяет ему жить так, как он хочет. «Да, я всегда знала, что Люся очень неверный человек, — сказала она на прощание. — Не обольщайтесь. Он любил в своей жизни одну лишь Тасю Златогорову, но даже и ей он не был верен. Это такая натура».

Недаром Светлана Аллилуева не включила этот эпизод в первое издание книги. В слишком неприглядном свете она себя выставила. С какой горечью написаны эти строки: «Мне нечего было больше говорить. Я получила все те удары, которых искала получить. Я знала — это конец всему. Люся ополчился теперь против меня, его негодованию не было границ. Его не стало больше.

 — Зачем ты сделала это? Ты можешь объяснить мне?

Нет, я не могла объяснить. Что-то двигало мной помимо моей воли» («Двадцать писем к другу»).