Дочь Рагуила - [27]

– Что, Веруша? Что? – заволновался Пастин. – Чего тебе?

– Пошлите узнать, вернулся ли домой Николай, все ли благополучно с ним, тоска меня мучит, гнетет.

– Можно! Сейчас! Пискарь говорил нам как-то, что он – приятель и кум с камердинером твоего нареченного, его и пошлем… Эй, кто там! Пошлите-ка Александра!

– Да он на дежурстве, у ворот. Дворник отлучился, так Пискарь его заменил, – отозвалась на оклик хозяина горничная. – Только дворник сейчас вернется.

– Экий этот Пискарь дотошный! До всякого дела ему надобность есть. Ну, с дежурства позови, пусть съездит к Николаю Васильевичу, узнает, что и как.

– И скажите ему, папочка, чтобы не возвращался, не повидав Коли, – попросила Вера Петровна.

– Ладно. Экая ты! Ну что с ним поделаться может? Ведь столица, не муромские леса!

Вернувшаяся горничная объявила, что Пискаря у ворот нет; она было поискала его, а городовой с ближайшего поста сказал ей, что Пискарь с его ведома отлучился куда-то по внезапной надобности и заявил, что и сам не знает, когда возвратится.

– Чудно! Что такое с ним, и понять не могу! – развел руками Пастин. – Верно, что-нибудь срочное… Хоть и недолго он у нас служит, да человек верный. Ума не приложу, как теперь быть?

– Сами, папа, съездите, – умоляла Вера Петровна.

– И то самому придется, больше делать нечего, – кряхтя, встал старик и пошел одеваться.

Для Веры Петровны потянулись бесконечные, долгие часы ожидания. Время шло, а Петр Матвеевич не возвращался. Часовая стрелка показывала далеко за полночь; начала беспокоиться и Анна Михайловна.

– Эка, старый полуночник, – ворчала она, – чего это он? Уж не молодость ли вспомнил? Любил – было дело! – попутаться, нечего грех таить.

– Да что вы, мама? Как вам на ум такие мысли приходят? – останавливала старушку дочь.

– А что же! Быль молодцу – не укор, – продолжала та. – Вот и теперь, думаю я, пошел отыскивать твоего Николая, если он не дома, так нашел где-либо в компании. Попал к молодым и тряхнул стариной. Пожалуй, так и есть.

Но старуха ошибалась. Часовая стрелка показывала половину второго, когда вернулся Петр Матвеевич.

– Что, папа, что? – кинулась к нему Вера Петровна. – Видел?

– Постой, Веруша, дай дух перевести.

– Папочка… Не томите!

– Ну, ну… Приехал я это к нему, – начал рассказывать старик, – спрашиваю, говорят, не возвращался еще…

Вера Петровна тихо вскрикнула.

– Ну, что же из того, что не возвращался? – поспешил заметить старик и продолжал свой рассказ: – Я сейчас это потребовал Николаева камердинера, кума Пискаря. Говорят, и тот ушел, куда – неизвестно, когда вернется – неведомо, вот они, слуги-то нынешние! Положись-ка на них попробуй.

– Так и не нашли нигде Николая? – тихо спросила Вера, и на ее глазах показались слезы.

– Постой! Знал я про кабачок, где они все собираются. Дай, думаю, съезжу, верно, с приятелями хороводится. Ну, поехал, приехал, все налицо, вся честная компания: и Ваня Филиппов тут, и Александр Александров, и Митя, и прочие остальные, все как есть сидят и благодушествуют. Ох, эти мне полуночники! И чего это отцы с матерями смотрят?

Старик, видимо, старался тянуть свой рассказ как можно дольше.

– И что же Коля-то? – волнуясь, спросила Вера. – С ними он?

– Нет, нашего сокола между ними не было, – с неохотою проговорил Петр Матвеевич. – Спросил: говорят, не бывал, и смеются чему-то.

– Да вы бы, папа, опять к нему.

– Был, опять сказали – не возвращался… Да что мне, в самом деле, всю ночь, что ли, путаться? Эка песчинка! Не бойся, никто не съест, будет цел королевич-то твой!

Старик ворчал, но и у него нехорошо было на душе. Невольно думалось, что и в самом деле не случилось ли чего с Твердовым. Ведь в прошлом были точно такие же неразрешенные загадки, можно было ожидать их повторения.

Вера Петровна тихо плакала, отец ворчал, стараясь прикрыть свое смущение, мать охала и ахала, вдруг охладев к Николаю Васильевичу и коря его непростительным вертопрашеством.

– Прямо от невесты вертопрашничать отправился! – восклицала она. – Потерпеть не мог. Ну и хорош же! Гусь, одно слово, гусь, и больше никаких. И зачем тогда весь сыр-бор водить было?

Неспокойную ночь провели все в семье Пастиных.

Наутро Петр Матвеевич сам, не дожидаясь просьб Веры Петровны, решил отправиться к Твердову. Проснувшись, он узнал, что Пискарь еще не возвращался. Это и удивило, и рассердило старика, на кого-кого, а на дотошного малоросса Пастин вполне полагался и поэтому ничем не мог объяснить его загадочное поведение.

В гостинице, где жил Твердов, Пастина ожидал новый сюрприз. Оказалось, что за полчаса до его приезда в гостиницу явился посыльный с визитной карточкой Николая Васильевича и объявил от его имени, что он прислан немедленно расплатиться по счету, так как Твердов должен экстренно уехать из Петербурга. Свой номер он оставлял за собою на месяц и оплачивал его вперед. Камердинеру Савчуку также было прислано, с приложением крупной суммы, уведомление, что Николай Васильевич более в его услугах не нуждается, и он может искать себе место.

– А где же этот камердинер? – спросил Пастин. – Повидать бы его.

– Тоже как ушел вчера, так и не возвращался.

Делать было нечего, приходилось уйти.