Дочь посла - [17]

Если бы в эту минуту ко мне не обратился Муса, я подняла бы громкий крик. Только сейчас я сообразила, что я нахожусь в Индии, во дворце магараджи, здесь сейчас живут нефтяники, а раньше жил сам царек.

Я бросилась к окну. Солнце успело подняться высоко и весело заглядывало в нашу маленькую комнату.

Из окна второго этажа, где мы жили теперь, открывался чудесный вид. Совсем рядом лежало небольшое озеро, в которое спускалась старая каменная лестница, местами разрушенная. Сразу за озером начинались поля. Желтые цветы — это горчица. Сахарный тростник поднимался точно лес… Но стоило повернуть голову чуточку влево, как открывался вид на реку, большую, как мне показалось — раза в два шире нашей Белой.

Но сколько я ни всматривалась в парк, окружавший дворец, нигде не заметила ни одной березы и ни одного дуба. Не было тут ни сосны, ни ели, все деревья какие-то странные, незнакомые, чужие.

«В большом дворце, наверное, сотни комнат, — подумала я. — Неужели в нем жил один магараджа? Что он делал? Тут от скуки умрешь!»

— Слушай, Муса, — сказала я. — Как ты думаешь, не пора ли обследовать дворец? Ведь мы сроду в таких хоромах не жили и вообще… Пока спят, мы с тобой успеем заглянуть во все щели.

Об этом он, видимо, и сам думал.

— Мысль! — воскликнул он, бросаясь к двери. — Давай наперегонки! Раз… два, три!

Он сорвался как ошалелый, вслед за ним бросилась и я; и тут на каменной лестнице мы с разбегу налетели на инженера дядю Серафима, который шел с полотенцем через плечо, и чуть-чуть не сбили его с ног.

— Куда вы несетесь чуть свет? — спросил он, схватив нас обоих в охапку. — Ну, докладывайте!

Мы стояли потупив глаза. Нам в голову не пришло извиниться перед ним. Наконец Муса проговорил:

— Мы думали, все еще спят…

— Вот и ошиблись! Без малого тридцать лет, летом и зимой, в будни и праздники, я выхожу на свидание с солнцем. Привычка, ничего не поделаешь. Тут и любовь, и спортивный азарт, и все остальное… Не правда ли, приятно каждое утро здороваться с солнцем?

— Мы бежали обследовать дворец, — сказала я.

— Вот оно что! Так бы и сказали, — проговорил он. — Возьмете меня в свою компанию?

— Конечно, — сказал Муса.

Мы втроем вышли в парк и остановились возле скульптуры: три льва сидели спиной друг к другу.

— Ну, с чего начнем? — спросил инженер дядя Серафим. — Комнат тут много, пожалуй побольше будет, чем в десяти театрах. Одним днем тут не обойтись…

— А как же быть? — испугалась я.

— Для первого раза останемся здесь, возле трех каменных львов, и взглянем внимательно на стены дворца.

Мы с Мусой, по примеру инженера дяди Серафима, откинули назад голову и стали внимательно глядеть на стены дворца.

— Смотрите еще выше!

И тут мы в утренних лучах солнца увидели орла, важно восседавшего на куполе ажурной беседки.

— Орел! — не удержалась я.

— Орел-стервятник, гриф! — подтвердил дядя Серафим. — Он облюбовал эту беседку с тех самых пор, как был построен дворец. Живет он тут, ни много ни мало, четыреста лет!

— Откуда вы узнали?

— Мне об этом сказал наш повар господин Тандон. Все его предки принадлежали к касте поваров и верою и правдою служили в этом дворце.

Я не могла поверить, что орел может сидеть на одном месте так долго. Четыреста лет — не малый срок!

— Первый магараджа, который строил этот дворец, как говорит предание, приручил орла и заставил его служить часовым. Как только вдали появлялась группа всадников или неприятельских солдат, гриф начинал кружить над дворцом. После смерти старика магараджей стал его сын. И вот однажды в припадке гнева он убил свою жену и ее сердце бросил стервятнику. С тех пор, утверждает предание, орел перестал служить людям.

— И правильно поступил! — воскликнула я.

Инженер дядя Серафим продолжал свой рассказ о других магараджах и о том, что последний из них пытался увезти с собой орла, когда оставлял дворец государству, но птица не захотела за ним последовать.

— Ладно, на первый раз хватит, — улыбнулся инженер дядя Серафим. — А теперь займемся парком. Сам бы с вами охотно побегал, да вот дела…

И тут Муса бросился в сторону озера, которое мы заметили еще из нашего окна. На узкой дорожке мне удалось перегнать брата. Но перед самым моим носом он успел нырнуть. Я бы тоже с ходу бросилась в воду, если бы не надо было скинуть платье. Как ни говори, мальчишкам удобнее — им можно ходить по двору в одних трусиках, не то что нам.

Каменная лестница не имела перил. С большой осторожностью, примеряясь к каждой ступеньке, я начала спускаться по ней, пуще всего боясь оступиться.

К своему великому ужасу, я заметила на глади озера двух желтоватых змей. Они спокойно, не обращая внимания на бултыхающегося в воде Мусу, переплывали озеро.

Я взвизгнула.

Муса между тем, ничего не подозревая, продолжал барахтаться, то ныряя, то ложась на спину, то поднимая вокруг себя целый фонтан воды.

На мой крик прибежал дядя Серафим.

— Что тут у вас случилось? Что за крик? — спросил он.

— Змеи! — запинаясь, произнесла я.

— Где? — торопливо спросил он.

— Вон там, возле берега. Видите, как плывут?

— Вижу, — сказал дядя Серафим, внимательно следя за змеями, прошмыгнувшими в кусты. — Ядовитые змеи, — прошептал он. — Местные жители хотя и говорят, что в воде, мол, змеи не бросаются на людей, но это как сказать, остерегаться же следует.