Непосредственно после того, как маркиз покинул ее, Елизавета собрала около себя своих приверженцев. Это были всего несколько совсем молодых людей, до сих пор не игравших ни политической, ни вообще сколько-нибудь заметной роли. Кроме Лестока и графа Ивана Шувалова в число собравшихся входили камергер Воронцов, Астроцкий, подпоручик гвардии Преображенского полка, и Николай Баттог, студент петербургской Академии художеств[43] и друг Астроцкого.
Великая княжна сняла с шеи большой усыпанный бриллиантами крест и призвала всех присутствующих присягнуть на нем в преданности, повиновении и, прежде всего, в неразглашении тайны. Затем, небрежно опершись полной рукой о край камина, она начала излагать свои виды на будущее.
– Я дочь Петра Великого, – в заключение своей речи сказала она, – мое право на русский престол в любом случае гораздо весомее права этих иноземцев: этого Ивана и его родителей. Я приняла решение не терпеть более того факта, что меня этого права лишают, я свергну нынешнее правительство, которое никто не любит, и на благо России и ее народа возьму бразды царствования в свои руки. Если при этом я рассчитываю на вашу поддержку, то происходит это из-за убеждения, что удачное воплощение в жизнь моего плана только облегчит мне возможность воздать каждому за проявленную мне преданность и щедро вознаградить вас за те опасности, которым вы подвергаете себя в служении мне. Итак, прошу объявить, хотите ли вы предоставить в мое распоряжение свои руки и даже самое жизнь.
– Я принадлежу вам, – воодушевленно воскликнул Шувалов.
– И я, и я... мы все, – раздалось из уст остальных.
– Сим клянусь я в верности вам как своей монархине, – промолвил Шувалов, опускаясь перед ней на колено. – Да здравствует Елизавета Петровна, императрица России!
Другие последовали его примеру, и хор их голосов слился в здравице.
– Благодарю вас, – сказала Елизавета, – я вижу, что не обманулась ни в ком из своих друзей. Поднимайтесь, и теперь выслушайте приказы, которые я отдам вам. – Она села за стол и принялась что-то писать. – Вот здесь для вас, Лесток, поручение, которое оплатит маркиз де ля Шетарди. – С этими словами она передала ему лист с еще непросохшими чернилами. – Ваша задача заключается в том, чтобы распределить деньги среди солдат расквартированных здесь полков. Вы, Астроцкий, будете склонять офицеров, в то время как Шувалов и Воронцов осторожным образом будут настраивать в мою пользу знать, а вы, Баттог, самый подходящий человек, чтобы составить среди своих товарищей тайный заговор вокруг себя, без какой-либо взаимосвязи со мной, исключительно с целью исподволь возбуждать народ в Петербурге. Преображенскую гвардию я беру на себя.
Заявив о своей готовности взяться за выполнение поставленных перед ними задач, все присутствующие уже далеко за полночь разошлись.
Великая княжна сделала Шувалову знак остаться, и когда весь дворец погрузился в мертвую тишину, торопливо спустилась с ним в темноте по наружной лестнице и заняла наблюдательный пост неподалеку от входных ворот.
– Что вы задумали? – прошептал граф.
– Вы это вскоре увидите, – ответила она.
Долго им ждать не пришлось. Вот они услышали со стороны двора приближение чьих-то крадущихся шагов, вот ключ осторожно повернулся в замке и ворота медленно отворились. В это мгновение Елизавета с проворством тигрицы метнулась на человека, в столь поздний час собиравшегося покинуть дворец, и крепко схватила его за грудки.
– Куда это ты собрался? – спросила она таким тоном, от которого ее пленник задрожал как осиновый лист.
– Я... мне... надо было... кое-что забрать в городе, – пролепетал задержанный, оказавшийся одним из ее лакеев.
– Так поздно? Очень странно, – с издевкой заметила Елизавета. – Граф, закройте, пожалуйста, ворота.
Затем великая княжна дернула за колокольчик. Его громкий звон взбудоражил весь дом. Слуги и казаки с фонарями в руках стремглав сбежались к воротам и оказались свидетелями редкой сцены.
– Этого вора, которого я лично поймала прямо на месте преступления, немедленно связать, – приказала Елизавета. Ее люди схватили провинившегося и связали ему руки за спиной. – Хорошо, – сказала энергичная женщина, – теперь отведите его в садовый павильон и принесите туда свечи, я сама произведу суд над ним, и притом безотлагательно.
После того как приказания ее были исполнены, она предстала перед несчастным, который трепеща ожидал ее, а своим людям велела дожидаться поблизости. Возле нее остался только Шувалов.
– Я не вор вовсе, – с мольбою в голосе начал было лакей.
– Мне это известно, – коротко оборвала его Елизавета, не позволив ему договорить, – и тем не менее ты обкрадывал меня, ты злоупотреблял моим доверием и похищал мои тайны, чтобы продавать их генералу Миниху, мерзкий шпион.
– Я... матушка... я ничего не знаю, – запинаясь, пробормотал негодяй.
– Только чистосердечное признание может тебя спасти, – строго сказала царевна. – Назови своих сообщников.
– Пусть мне бог поможет, но я знать ни о чем не знаю! – жалобно запричитал слуга.
– Ты не хочешь сознаваться?
– Я не могу.
– Ну, тогда мы тебе поможем, – обронила Елизавета, и в уголках рта ее мелькнула язвительная улыбка. Она кликнула своих людей, распорядилась привязать миниховского шпиона к дереву в саду и снять с него одежду до пояса. Затем приказала двум казакам сечь его плетью до тех пор, пока он не признается. Сама же стояла рядом и смотрела, как каждый удар ее длинной нагайки рассекает его плоть и из ран начинает тонкими струйками сочиться кровь; она оставалась глуха к его мольбам и стенаниям, даже подзадоривала его истязателей, пока он наконец не запросил пощады и не пообещал признаться во всем. Тогда его отвязали и привели обратно в павильон.
