Дочь Нефертити - [4]

Цветок засохший, безуханный,

Забытый в книге, вижу я;

И вот уже мечтою странной

Душа наполнилась моя: 

Где цвёл? Когда? Какой весною?

И долго ль цвёл? И сорван кем:

Чужой, знакомой ли рукою?

И положён сюда зачем? 

На память нежного ль свиданья,

Или разлуки роковой,

Иль одинокого гулянья

В тиши полей, в тени лесной? 

И жив ли тот, и та — жива ли?

И нынче где их уголок?

Или уже они увяли,

Как сей неведомый цветок?

Саша посмотрел на друга с осуждением:

— Последнюю строфу можно было и не читать.

— А что такого? Это же Пушкин.

— Я понимаю. Но зачем о грустном?.. И потом, Аня-то сама определенно ещё жива и совсем не собирается увядать, «как сей неведомый цветок». Дурак ты, Ванька.

— Ну, извини, — с неумеренной аффектацией сказал Ваня, обращаясь непонятно к кому и то ли продолжая дурачиться, то ли действительно прося прощения.

— А я не обижаюсь, — улыбнулась Аня. — Наоборот, мне очень понравилось. Было так здорово: красная роза, Пушкин и это ночное небо над головой… Смотрите, ребята, какие там звезды.

Саша и Ваня подняли головы и обнаружили, что осеннее небо в эту ясную ночь усыпано такими яркими белыми, голубыми, зеленоватыми, золотистыми искорками, что даже извечное зарево большого города не сумело их погасить.

Аня закрыла шкатулку и тихо добавила:

— Знаете, ребята, к какому выводу я пришла? Смысл жизни не в том, чего ты достиг, а в том, от чего отказался.

— Вывод парадоксальный и очень грустный, — констатировал Саша. — С такой философией придется уходить в монастырь. Да ты не переживай так, Анюта, — решил он успокоить её. — Пройдёт время, и все забудется, кроме хорошего. Это правда, что время лечит.

— Может быть, — ответила она. — Но ты говоришь, словно старик. Откуда ты знаешь, как лечит время?

— Я так думаю, — растерялся Саша. — Мне кажется, что это правда.

По ту сторону улицы неожиданно громко и пронзительно заорала чья-то автомобильная сигнализация. Все трое вздрогнули, и Ваня первым вернулся с небес на землю.

— Послушайте, пора отсюда сваливать. Вам не кажется? И еще. Что мы будем делать с этим средневековым мечом?

— Оставишь себе на память. О прошлой жизни, — буркнул Саша. — Меч точно не завянет.

— Да погоди ты, «на память»! Его ещё до дома донести надо…

«Верно, пора идти домой», — пронеслось в голове у Ани, но каким-то вторым, третьим планом, на первом месте по значимости стоял другой вопрос: «Почему этот Ванька всё время норовит меня поддеть? Раньше он таким не был. А Саша… в общем, тоже… Но нет, он всё-таки молодец. Всегда меня защищает».

— Эй, — сказал вдруг Саша, — знаете, сколько сейчас времени?

Ваня посмотрел на левое запястье и радостно крикнул:

— Чуваки, у меня часы заработали! Классно! И мобила — тоже! — он уже давил на все кнопки. — Та-а-ак, это родаки звонили, а это Глебушка Метёлкин. Звуковую мессагу наговорил. Круто.

— Ненавижу автоответчики, — заметил Саша. — Полный отстой, тем более в мобиле.

— Не согласен. По-моему, рульная вещь…

— Слушайте, ребята! — прервала Аня их диалог. — Мы же договаривались: общаемся без жаргона. Сами говорили, что это интересный эксперимент.

— Ну, извини, — сказал Ваня второй раз за десять минут. — Александр Валентинович, разрешите обращаться к вам отныне исключительно на великом и могучем русскому языка.

— Не смешно, — поморщилась Аня.

— Ты не сердись, Анют, это мы от избытка чувств, — пояснил Саша. И вдруг добавил после паузы: — Не звони никому, Ванька. Погоди. Давай сначала решим, что делать будем.

Действительно, это было какое-то безумие, общее помешательство. Вернуться из средневековья назад целыми и невредимыми с исправной машиной времени в руках и даже с трофеями, и вместо того, чтобы сразу уйти в безопасное, надежное место, где всё и обдумать, обсудить; вместо того чтоб сориентироваться во времени и позвонить родителям, которые уже, наверняка, беспокоились — вместо всего этого они добрых полчаса стоят на развалинах старого дома, читают стихи, философствуют о любви и смерти, любуются звёздами, наконец, мило беседуют о мобильных телефонах и, прости, Господи, о жаргоне в русском языке!

— Ребята, — решительно заявил Саша на правах старшего, — отсюда действительно пора сва… то есть уходить. Развалины эти действуют, откровенно говоря, удручающе. Вот только как мы пойдём с мечом по городу? В милицию не заберут?

— Могут, — кивнул Ваня. — Холодное оружие, да ещё древнее. Типа, украли из музея.

— А может, мы ролевики, толкинисты, — предложила Аня.

— Эх, Анюта, милиция и слов-то таких не знает!.. — грустно улыбнулся Саша.

Друзья задумались.

— Эврика! — провозгласил Ваня с таким лицом, что опять непонятно было, собирается он говорить всерьёз или шутит. — Будем добираться до дома перебежками. Тут же недалеко. Один — впереди, дозорный. Двое — хранители меча — следом, используя естественные укрытия, как то: подворотни, ларьки, ниши подъездов.

— Лучше не так, — возразил Саша. — Один с мечом петляет, как заяц, впереди, а двое сзади идут себе, как нормальные люди.

— И кто этот один?

— Ну, ты, разумеется. Во-первых, меч конкретно твой, а во-вторых, инициатива наказуема.

— Слушайте, ребята, — сквозь смех проговорила Аня, — мы так до дома к утру не доберёмся. Меч, конечно, длинная штука, но думаю, что в куртку его завернуть можно. А тут действительно два шага — не замерзнешь.