Прошло несколько дней. За это время Саймону надоело прокрадываться в свой собственный дом подобно вору. После их с Тулой поцелуя он держался от нее на расстоянии. Он постоянно думал о ней. Ее образ преследовал его. Всякий раз, когда они оказывались в одном помещении, внутри его вспыхивало пламя желания. Его мускулы напрягались, нервные окончания звенели. Но она, похоже, не замечала, как на него действует, поэтому он будет делать вид, будто ничего не происходит.
— Думаю, нам нужно поговорить, — сказал он Туле, когда она вошла в гостиную.
Ее глаза мерцали, словно в их глубине горели звезды. Она совсем не похожа на женщин, к которым его влекло до сих пор, но он безумно ее желает. Мысль о том, что ее спальня находится неподалеку от его спальни, не давала ему уснуть по ночам.
Словно не догадываясь, что его мучает, Тула улыбнулась ему и села в кресло справа от него. Подогнув под себя ноги, она произнесла:
— Малыш уже спит.
Саймон нахмурился и признался самому себе, что совсем не думал о ребенке. Всему виной, разумеется, Тула Барронс. Как может он думать о чем-то еще, когда она рядом?
— Я так и подумал, поскольку он не с тобой.
Тула пристально посмотрела на него:
— Тебе не кажется, что пора самому начать укладывать Натана?
— Я начну, когда получу результаты анализа ДНК.
Пока он намерен держаться от мальчика на расстоянии. Когда он несколько дней назад помогал Туле купать Натана, в нем неожиданно проснулись отцовские чувства. Ему пока нельзя привязываться к ребенку. Что, если все-таки окажется, что Натан не его сын? Нужно защитить себя от возможных страданий.
— Саймон, Натан твой сын. Притворяясь, что это не так, ты ничего не изменишь.
— Об этом я и хочу с тобой поговорить. — Поднявшись, он направился к бару. — Не хочешь чего-нибудь выпить?
— Немного белого вина, если можно.
— Да, конечно.
Через минуту он вернулся с двумя бокалами. За окном стемнело. Тишину нарушало только потрескивание поленьев в камине. Но Саймон недолго ею наслаждался. Тула не может долго молчать.
— Итак, о чем ты хотел поговорить?
— Об этом. — Он отвел руку в сторону, словно пытаясь охватить дом и все, что в нем находится.
— Ясно. — Тула сделала глоток вина. — Послушай, я понимаю, что вся эта история с отцовством выбила тебя из колеи, но мы ведь ничего не можем изменить, правда?
— Я не говорил…
— Я закрыла свой дом и перебралась сюда, чтобы помочь тебе приспособиться…
— Да, но…
— Я буду тебе помогать, насколько это возможно, но основное тебе придется делать самому. Он твой сын.
— Мы еще не знаем наверняка, и я думаю…
Тула снова его перебила, и Саймон начал подозревать, что у него не будет возможности высказаться. Он привык к тому, что собеседники внимательно его слушают. Что никто его не перебивает, не говорит с ним одновременно. Никто, кроме Тулы. К своему глубокому удивлению, он обнаружил, что это ему в ней нравится. Она не боится защищать себя и Натана и говорить что думает.
Ему пришлось стиснуть зубы и запастись терпением.
Она махнула рукой с бокалом и пролила немного вина себе на джинсы, но едва это заметила.
— Я думаю, что человек вроде тебя чувствует себя лучше, когда у него есть четкое расписание.
Это привлекло его внимание.
— Человек вроде меня?
Она улыбнулась, и его бросило в жар.
— Ладно тебе, Саймон. Мы оба прекрасно знаем, что ты жил по установленному распорядку, и мы с Натаном его нарушили.
Он предполагал быть главным в этом разговоре. Говорить Туле, как будет дальше складываться их непростая ситуация. Но эта маленькая женщина незаметно взяла роль лидера на себя. Саймон сделал глоток вина. Он посмотрел на Тулу, наблюдающую за ним. Она смотрела на него мягко и дружелюбно. Его раздражало, что она может игнорировать то, что медленно сводит его с ума. Как она смеет спокойно на него смотреть, притворяться, будто хорошо его знает, и даже не допускает, что между ними может что-то быть. Всего несколькими словами Туле удалось одновременно оскорбить и заинтриговать его.
— У меня нет никакого распорядка, — пробурчал он, недовольный тем, что она считает его скучным педантом, живущим по графику.
В ответ на это она мягко рассмеялась:
— Саймон, я живу в твоем доме всего несколько дней, а уже знаю твой распорядок не хуже, чем ты сам. Ты встаешь в шесть, завтракаешь в семь, в семь тридцать смотришь новости и в восемь уезжаешь в офис. Домой возвращаешься к половине шестого.
Он нахмурился, раздраженный ее тоном всезнайки. Но еще больше его злит то, что она права.
— В шесть чтение вечерней газеты, — она продолжала улыбаться, словно ей это доставляло удовольствие, — затем ужин в полседьмого и работа в кабинете до восьми…
«Как, черт возьми, это произошло? Как я перестал замечать, что живу по расписанию?» — подумал Саймон с отвращением. Если это ясно женщине, с которой он только познакомился, что видят те, кто знает его давно? Неужели он действительно так предсказуем? Неужели он заложник собственных привычек?
— Не останавливайся, — сказал он, сделав еще глоток вина. — У тебя отлично получается.
