Дочь лжеца - [26]

Я зажмуриваюсь, желая вернуться обратно, туда, где были лишь мы с ней. В безопасности. Вместе.

Но это невозможно.

* * *

– В этом доме есть подвал? – спрашиваю я женщину за завтраком.

Она ополаскивает кружку в раковине и некоторое время молчит.

– Нет. А почему ты интересуешься?

– Просто так, – быстро отвечаю я.

– У меня есть идея. Хочешь на завтрак мороженое? – Джинни открывает холодильник. – Есть шоколадное и ванильное. По шарику каждого?

Не уверена, с чего вдруг такая щедрость, но предложение принимаю.

Когда она достает две миски, в мозгу вдруг мелькает воспоминание, блестящее, как рыболовная наживка: женщина спрашивает, не желаю ли я на завтрак мороженое, но при этом ее волосы кажутся длиннее. Я закрываю глаза, стараясь ухватить видение, однако оно исчезает. Как и аппетит.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – тюремщица ставит передо мной одну из мисок, обеспокоенно хмурится и кладет руку мне на плечо: – Посмотри на меня, Пайпер. Ты что-то сейчас вспомнила?

– Я больше не голодна, – отзываюсь я.

– Но ты так мало ешь. Может, намазать тост маслом? Для желудка будет полезно…

Стараюсь вспомнить, предлагала ли когда-нибудь мама на завтрак мороженое. Наверняка да. Я всего лишь немного запуталась. Сознание просто выкидывает трюки, перемешивая все события в сознании.

И женщина, эта Джинни, точно не может быть их частью.

Глава девятнадцатая До

Отец стоит рядом со мной на песке босой, а штаны закатаны до середины голени. В руках он держит секундомер, занеся палец над пусковой кнопкой. Смотрит на меня.

– Готова?

Мы проводили подобные тренировки сотни раз. Когда разразится война, может потребоваться спасательная операция на воде или нужно будет помочь другим укрыться в озере от радиоактивных осадков.

– Готова.

Отец нажимает на кнопку, и я срываюсь с места, бегу по пляжу, взбивая ногами песок, с брызгами рассекаю водную гладь и ныряю.

Чтобы доплыть до буйка, необходимо сделать двадцать гребков вольным стилем.

Девятнадцать.

Восемнадцать.

Семнадцать.

Вдохнуть.

В озере я себя чувствую сильнее, чем на суше. Руки рассекают воду, которая смыкается над головой, поддерживает на плаву, подталкивает в направлении к одной цели: посвящению.

Я ощущаю исходящие от отца эмоции: одобрение, гордость. Они подгоняют меня, заставляют двигаться быстрее. Вскоре я доплываю до буйка, отсчитывая в уме секунды, но, огибая препятствие, задеваю его ногой и тут же снижаю скорость.

В сознании становится пусто.

Меня охватывает нерешительность.

Всего на мгновение.

Но этого достаточно: руки больше не работают синхронно с ногами, гребки ослабевают.

Я вдыхаю воду. Сосредоточенность тут же исчезает.

Идиотка!

Изо всех сил мчусь туда, где стоит отец. Выбираясь из воды, держу голову опущенной, не желая видеть разочарование на его лице.

– На одну секунду медленнее, – комментирует он, когда я прохожу мимо и всем телом падаю на песок. – Еще раз.

Я пробую снова и снова, пока мышцы не начинают гореть, а руки и ноги не наливаются свинцом, притягивая меня к земле. Но каждый раз время заплыва становится все хуже.

На две секунды.

На десять.

На полминуты.

В конце концов я мешком обрушиваюсь на песок, не в состоянии больше подняться.

– Прости, – задыхаясь, выдавливаю я.

Отец молча отворачивается и уходит.

Глава двадцатая После

Вся в поту я просыпаюсь среди ночи. Сердце колотится, одеяло душит.

До меня доносится смех маленькой девочки.

Так похожий на Беверли Джин.

Я сажусь и пытаюсь выбраться из постели, но на коленях свернулась Дейзи, придавливая своим весом, обездвиживая. Она теперь проводит со мной почти все ночи.

Снова слышу смех. Кажется, он где-то совсем близко.

Пытаясь высвободить ноги из-под собаки, я бужу ее.

– Лежать, – приказываю я, пока она наблюдает за моим отступлением, склоняя голову то направо, то налево. – Засыпай.

В ванной чуть дальше по коридору почти ничего нет, все полки пусты, лишь в розовом держателе лежит косметика: румяна и тушь. Свет отражается на блестящих серебристых щипчиках. Их заостренные кончики идеально подойдут для взлома замка. Я хватаю пинцет и выскальзываю наружу.

Лестница не меняет положение уже несколько дней. Дом затаился в ожидании, пока я совершу ошибку.

На нижних ступенях подкарауливает тьма.

Я отшатываюсь и торопливо иду по коридору в обратную сторону, преодолевая неизвестность.

Нельзя позволить Им сломить мою волю.

Смех Беверли Джин становится все ближе.

В конце прохода я замечаю закрытую дверь, из-под которой сочится свет. Тихо подкрадываюсь к ней и прислоняюсь ухом. Снова раздается приглушенный детский голос. Голова начинает кружиться, и я приваливаюсь к стене, опасаясь потерять сознание.

«Дыши, глубокий вдох и выдох».

Ручка легко поворачивается, и я открываю дверь. Она оказывается не запертой.

На кровати с фонариком в руке сидит девочка и смеется над книгой, лежащей на коленях. Помню, я тоже когда-то умела веселиться.

Но это не Беверли Джин. Сердце на мгновение сжимается от разочарования. Еще один его кусочек умирает.

Тем не менее по спине пробегает холодок от осознания: я не единственная, кого забрали из семьи. Должно быть, это дочь одного из членов Коммуны, и ее выкрали в точности как нас, в точности как предупреждал отец. Я уже открываю рот, чтобы окликнуть Каспиана, но вспоминаю: его больше нет рядом, не к кому обратиться за помощью.