Дочь костяных осколков - [5]
– Лин!
Это был Баян.
Мои руки и ноги окоченели. Что он видел? Я встала и посмотрела ему в лицо. Баян нахмурился и сцепил руки за спиной. Я приказала сердцу успокоиться. Мое лицо ничего не выражало.
– Что ты делаешь у комнаты императора?
2
Йовис
Я понадеялся, что это была одна из моих мелких ошибок, не больше, и одернул полы камзола. Рукава оказались коротки, в талии камзол был слишком уж свободен, а в плечах широковат. Принюхался к воротнику и чуть не закашлялся от терпкого запаха звездчатого аниса.
– Если хочешь привлечь внимание таким ароматом, прыскай на себя поменьше, – сказал я.
Совет полезный, но солдат, который лежал у моих ног, его не услышал.
Если собеседник в отключке, значит я говорю сам с собой?
Ну да ладно, униформа более-менее впору. В последнее время я только и полагался на «более-менее» и «худо-бедно». У меня в лодке лежало два полных стандартных ящика умных камней. Худо-бедно должно было хватить на то, чтобы рассчитаться с долгами, месяца три более-менее нормально питаться, а заодно переплыть из одного конца Империи Феникса в другой. Но то, что я хотел получить, не терпело неопределенности: или да, или нет.
У пристаней я подслушал, как люди перешептывались о недавнем исчезновении, и, насколько я понял, оно было очень похоже на исчезновение моей Эмалы. Я бы проклинал себя до конца дней, если бы не выяснил что и как.
Выскользнув из переулка, я усилием воли заставил себя больше не одергивать камзол. На улице мне навстречу попалась женщина-солдат; я кивнул, она кивнула в ответ. Я с облегчением выдохнул.
Перед остановкой я не сверялся с расписанием ежегодного Праздника десятины, а так как удача редко выступала на моей стороне, можно было не сомневаться, что Праздник проводится именно здесь.
Остров Голова Оленя был наводнен солдатами. И вот он я – торговец без контракта, который не раз и не два участвовал в стычках с солдатами императора. Я вцепился пальцами в край рукава и, не выпуская его ни на секунду, обследовал улицы острова. После экзамена по навигации мне сделали татуировку на запястье. Кролик. Не самая мужественная татуировка, но зато практичная – по ней всегда могут опознать мое выброшенное на берег раздутое тело. Но теперь я – контрабандист, и эта татуировка могла меня выдать. Татуировка и мое лицо. На листовках с моим изображением подбородок не очень удачно нарисовали и глаза приставили слишком уж близко к переносице. Волосы у меня вьющиеся, но я коротко подстригся. И все-таки должен признать – сходство было. Пришлось заплатить сиротам, которые болтались по сточным канавам, чтобы они сорвали эти листовки, но спустя пять дней я увидел, как эти чертовы конструкции снова развешивают их по стенам.
Очень паршиво было то, что в комплект униформы императорских солдат не входила шляпа. Мне следовало прихватить свои умные камни и бежать, но Эмала, она не отпускала, я попался на крючок, и судьба тянула за лесу. Так, ведомый судьбой, я шел вперед и старался не привлекать к себе внимания.
Мужчина на пристани сказал, что исчезновение было совсем недавно, так что след еще не простыл. Время поджимало. Солдат не видел меня, когда я его вырубил, но у него на камзоле, на левом локте, была заплатка, и он легко мог ее узнать.
Солнечный свет проникал на улицу в узкие проходы между домами. За окнами сушилось белье.
– Не заставляй меня ждать! – кричал кто-то в одном из домов. – Сколько можно надевать пару башмаков?!
Океан был рядом, и к запаху топленого масла и тушеного мяса примешивался запах водорослей. Жители острова снаряжали своих детей на Праздник и заодно готовили еду к их возвращению. Вкусная еда не залечит раны, ни телесные, ни душевные, но приглушит боль. В мой день трепанации мама устроила настоящий пир – жареная утка с корочкой, запеченные овощи, рис с ароматными специями, рыба в еще булькающем соусе. Перед тем как сесть за стол, мне пришлось хорошенько вытереть слезы.
Но для меня все это осталось далеко позади, шрам за правым ухом давным-давно затянулся. Я нырнул под повешенную на веревку еще сырую рубашку и оказался перед трактиром, который описывал мужчина на пристани.
Я толкнул дверь, она со скрипом прочертила дугу по деревянным половицам. Рано утром в трактирах обычно пусто, но в этот раз за столиками в пыльных углах сидели солдаты императора. С потолка свисала сушеная рыба. Я опустил голову, прижал руку к бедру и, держась ближе к стене, прошел в конец зала. Умел бы все планировать заранее, перевязал бы какой-нибудь тряпкой запястье. Да и ладно. Лицо – проблема похлеще руки, а его тряпкой не замотаешь.
За стойкой спиной к залу стояла крепкая широкоплечая женщина. Волосы убраны под завязанную на затылке косынку, несколько прядей выбились и прилипли к шее. Она склонилась над разделочной доской и, ловко работая пальцами, лепила дамплинги.
– Тетушка! – почтительно обратился я к трактирщице.
– Не называй меня так, – не оборачиваясь, сказала она. – Я еще не такая старая, в тетушки гожусь только детям. – Трактирщица отряхнула о фартук испачканные в муке руки и вздохнула. – Что подать?
– Я хочу поговорить.
