Дочь костяных осколков - [10]

А потом пыль в воздухе рассеялась и мы оказались у пристаней. Несмотря на все эти толчки и разрушения, горожане еще не сбежались в гавань. Сомневались, стоя на краю пропасти? Почувствую ли я себя дураком, когда все это закончится? Что я теряю на этом острове?

Страх кусал меня за пятки. Теперь я понимаю, что не успел оценить ситуацию. Одна мысль о том, что я останусь на этом острове, повергала меня в ужас. При всем желании я не мог бы найти определение этому состоянию.

Может, все прекратится и остров уйдет под воду всего на несколько уровней? А может, и не прекратится. Этот второй вариант свербел у меня в голове.

Какие-то люди пытались забраться на императорские лодки, но их отгоняли солдаты. Другие бежали к своим рыбачьим лодкам. Их как могла отгоняла горбатая конструкция с длинным птичьим клювом.

– Прошу, предъявите облагаемые пошлиной товары! – каркала она. – Перевозка и торговля запрещенными товарами приведет к штрафу и арестам. Господин, я вынужден провести выборочный обыск вашего трюма.

Конструкция Чиновник, на мой вкус, самая отвратительная.

Я подождал, пока она не переключит свое внимание на кого-то конкретного, и обратился к мальчишке:

– Алон, вон там, в конце пристани, моя лодка. – (У нас за спиной скрипели доски и камни.) – Пристань снята с якоря. Придется плыть. Я сейчас отпущу твою руку, но ты должен плыть за мной. И не отставай. Если ботинки потянут ко дну, сбрось их.

Я не стал ждать ответа и даже не посмотрел, кивнул ли Алон, а просто побежал к воде, пока конструкция не обернулась в нашу сторону. Без поддержки императорских солдат она мало что могла сделать, но в тот момент ее внимание мне было совсем ни к чему. Вода от подземных толчков покрылась рябью, и мое отражение тоже. Я увидел, что мои ладони все серые от пыли и расцарапаны до крови. Плевать, времени не было – я прыгнул в воду. В конце сезона засухи она была такой же теплой, как воздух. Я последовал собственному совету и сбросил ботинки.

Якоря еще кое-как удерживали пристани, и они пока только покачивались на воде, но никуда не уплывали. Я плыл, и каждый гребок словно возвращал меня назад. Я как будто был ребенком, который плывет в океане, а у меня за спиной разрушался целый остров.

Доплыв до пристани, я, цепляясь за доски и получив под ногти пару-другую щепок, все-таки на них забрался. Алон оказался молодцом, не отстал, видно скинул ботинки. Я ухватил его за руку и втащил на пристань. Моя лодочка тихо-спокойно покачивалась на воде. Большая лодка хороша тем, что вмещает приличное количество груза и на ней можно неделями жить в море. Зато маленькая быстрее, и на ней потребуется меньше умных камней, если я вообще захочу ими воспользоваться.

Теперь, вдали от клубящейся пыли и рушащихся домов, у меня в голове заметно прояснилось.

– Это моя лодка, – сказал я мальчишке, и в этот раз можно было не кричать. – Мы поплывем к твоим родителям.

Алон слушался меня, как маленький потерявшийся ягненок.

Как только я оказался на борту, включились выработанные за годы тренировок инстинкты: отдать швартов, оттолкнуться от пристани, поднять парус. Исходящий от острова грохот не проникал в мой мозг, просто приглушенно звучал где-то на задворках сознания. Отец начал учить меня ходить под парусом, едва я сделал первые шаги в своей жизни. Здесь, на палубе, я стоял гораздо увереннее, чем на острове, который сотрясался от подземных толчков.

Алон перебрался на нос и сел на лавку. Он дрожал и как будто потерял дар речи.

Раздался жуткий грохот, у меня едва не заложило уши. Я оглянулся – остров шел ко дну. Гавань уже почти исчезла, дома по ее периметру сползали к воде. Надеяться на то, что катаклизм закончится и жизнь более-менее, худо-бедно наладится, мог только последний дурак. Надо было действовать и быстрее убираться куда подальше.

Умный камень. Я перебрался к люку в трюм, спустился и уже под ним поднял пару досок. Там лежали ящики с умными камнями. Любой, кто знал мою лодку, мог заметить, что осадка у нее ниже, чем обычно, только вот трудно было найти того, кто знал мою лодку лучше меня. Я схватил пригоршню белых камней, выбрался на палубу и бросил их на жаровню.

Я бы давно уже уплыл, если бы не этот мальчишка. Меня бы здесь давно уже не было, если бы я не стал расспрашивать о лодке, которая увезла мою Эмалу. Но все эти «если бы да кабы» еще никогда никого не спасали. Я немного повозился с кремнем и чиркнул им о край жаровни. Искры посыпались на умный камень, он вспыхнул легко, как мелко нарезанная солома.

От жаровни поднялся белый дым, а вместе с ним сильный порыв ветра наполнил парус. Моя лодка рванулась к выходу из бухты, которая уже стала в два раза шире, чем в момент моего прибытия. Пот ручьями струился по лицу. Солнце поднялось высоко и припекало затылок. Даже не верилось, что конец света может наступить в такой безоблачный день.

Я подул на горящий умный камень и закрепил грот. Мы были не единственные, кто стремился покинуть бухту, но шли в первых рядах. Когда мы вышли в океан, сердце уже не так колотилось у меня в груди, но пальцы все еще дрожали. Я глянул на Алона. Мальчишка так и сидел на носу, обхватив себя руками за плечи. Щеки у него даже после заплыва к лодке были в грязных разводах, глаза широко открыты – он смотрел на остров у нас за спиной. Я собрался с духом и оглянулся.