Вот так.
Христинка отставила стакан, потёрла лицо. В голове толпилась куча вопросов, но с какого начать…
— Где я? — спросила Христинка наконец.
— Сосновая бухта, — скупо ответила Хафиза.
Ишь, неразговорчивая. 'Сосновая бухта',— очень понятно, что это такое и где находится…
— Послушай, я… Я здесь чужая, я сама не знаю, что произошло… как это всё случилось… но мне надо, понимаешь, очень надо вернуться домой! Меня бабушка ждёт. И мама… — Христинка судорожно вздохнула, вмаргивая бессильные, злые, виноватые слёзы, — Как мне вернуться?
— Никак, — отрезала Хафиза. Полуотвернулась, стала смотреть в широкое окно. У неё оказался правильный греческий профиль, хоть на монете чекань. Красивая девчонка, только какая-то уж чересчур суровая.
За окном зеленело высокое небо, в тончайшей золотой паутине перистых облаков. Резко, отрывисто кричали морские птицы. Пахло морской солью, йодом, водорослями, сосновой смолой и почему-то акацией, хотя вроде бы акация давно уже отцвела… А впрочем, кто его знает, может быть, здесь акация цветёт круглый год.
— Как это никак? — возмутилась Христинка.
Хафиза пожала плечами. Потом всё же снизошла, объяснила:
— Кто тебе дверь из мира в мир откроет? Князь, что ли? Жди, сейчас.
Князь. Тот жуткий тип, что допрашивал тогда Малка рыболова, отца Хафизы… Да. Такой и впрямь не станет стараться ради безродной попаданки.
— Что же мне делать? — заплакала Христинка. — Ну, что, а?
— Сначала на ноги встань, — хмуро посоветовала Хафиза. — Потом у нас поживёшь, дело тебе найдём. А там видно будет.
Она отклеилась от окна, взяла стакан. Посмотрела Христинке в лицо и приказала:
— Спи.
Сон упал неподъёмным грузом. Вот ведь ведьма, ещё успела подумать Христинка. Гипнотизёрша окаянная.
* * *
Проснулась Христинка уже поздним вечером. Закат разложил по небу красочный пасьянс, и знакомая алая луна скалилась сквозь облако располневшей улыбкой. Сколько же прошло дней, невольно думала Христинка, рассматривая месяц. Наверняка не меньше семи! Там, дома, Луна вот так менялась примерно именно за такое время…
Сон помог или выпитое перед ним пойло, но сил прибавилось. Христинка сумела сама сесть. А потом и встать. Шатало, в голове шумело. Но до окна Христинка добралась. Влезла на низкий широкий подоконник, привалилась спиной к косяку. Стала смотреть, куда попала.
А посмотреть было на что.
Сосновая Бухта. Портовый город. А в порту не парусники, нет. Корабли! Отсюда не разглядеть, какие именно. Но уж не парусники и не колёсные пароходы! Улицы — широкие, ухоженные, освещённые. Фонари давали жёлтый, оранжевый, фиолетовый и синий свет вперемешку, получалось красиво. Ведь не масляный фитилёк в них горит, электричество. Откуда здесь электричество, это же другой мир! Хотя… Земля на электричество никаких эксклюзивных прав не имела. Если мир сходен с земным, почему бы и не быть здесь развитой цивилизации, умеющей обращаться с электроприборами…
Христинка всё это думала, ясное дело, не так логично и правильно. У неё в голове вообще всё смешалось в жуткую кашу, приправленную острой тоской. Парус, прилив, море, зелёное солнце, четыре луны, портовый город Сосновая Бухта и синеволосая ведьма Хафиза Малкинична, владеющая гипнозом… Накатывало странным ощущением нереальности, невозможности происходящего. Так не бывает. Не бывает, не бывает, это всё — сон, и очень скоро, — скорей бы! — придётся проснуться.
Но сон не спешил завершаться.
В нём надо было как-то жить.
Как?
Христина не знала.
Шёл дождь. Тёплый синий ливень, пронизанный сине-зелёно-оранжевыми радугами, — закатное солнце, подсвечивая раскинувшуюся над городом тучу, бросало на море яркие блики. Кораблей в порту практически не осталось, ушли на промысел. Опустевшие причалы подставляли грудь приливу, и тот вздымал навстречу небу фонтаны белой пены.
Середина лета. Здесь шла середина лета, как и там, дома. Только июль назывался иначе. Парадом он назывался. Если точнее, Парадом Лун, но в разговоре название сокращали до просто Парада. Все четыре луны вместе, оказывается, можно было наблюдать всего тридцать семь дней в году. Красная луна звалась Волчий Рожок. Остальные Христинка не запомнила. Хафиза слишком быстро их назвала, а переспрашивать у неё не хотелось. Странная она, Хафиза Малкинична. Чем дальше, тем страннее. Если не сказать, — страшнее. Что никогда не улыбается и гипнозом владеет, ещё ничего. Но какой-то отчётливой жутью от неё несёт. Христинка с закрытыми глазами могла определить, рядом Хафиза или не рядом. Особенное ощущение, не объяснишь его толком и ни с чем не спутаешь. Просто заранее чувствуешь приближение объекта и заранее же ёжишься. Может, она нежить, Хафиза? Некромантка какая-нибудь. Упырь. Кто её знает. Её, и этот странный вывернутый мир зелёного солнца…
Христинка не могла отделаться от ощущения, что ей на глаза налепили дурацкий светофильтр. Настолько неправильными и ненастоящими казались все цвета вокруг. Весь мир выглядел подделкой, искусно нарисованной в фотошопе. А уж себя в зеркале увидеть было ещё тем испытаньицем. Светлая кожа приобрела отчётливый зеленоватый оттенок. Как у лежалого трупака. Жуть, одним словом.
